Мое знакомство с Борисом Васильевичем Петровским началось в 1953 г., когда он только что вернулся из Венгерской Народной Республики, где провел несколько лет в качестве руководителя кафедры хирургии Будапештского медицинского университета и успел воспитать целую когорту высококлассных венгерских хирургов. Заслуги Б.В. Петровского в развитии венгерской хирургии отмечены высокой правительственной наградой ВНР. Нас, шестикурсников-субординаторов, получивших распределение в факультетскую хирургическую клинику 2-го МГМИ, расположенную во 2-й городской больнице, было 12 человек. Среди них ― будущие академики РАН А.В. Покровский, С.Н. Ефуни, А.А. Бунятян, главный хирург госпиталя гражданского воздушного флота Ю.К. Квашнин, ведущий хирург московских больниц Ю.З. Крейдлин (он же писатель Ю. Крелин), сотрудники кафедры госпитальной хирургии В. Киселев и А. Добронравов, заместитель начальника Главного управления Минздрава СССР Ю.И. Цитовский и др.

Борису Васильевичу было 45 лет. Помню, как он тепло, но строго встретил нас и сказал: «С завтрашнего дня вы будете работать как настоящие хирурги. Будете курировать больных, ассистировать на операциях, принимать активное участие в жизни кафедры, делать доклады, проводить эксперименты. Я вам покажу, как надо оперировать паховые грыжи, выполнять аппендэктомию, холецистэктомию, резекцию желудка, гнойные операции и т. п. И, самое главное, ― оперируйте так, как я вас буду учить. Эту методику по отношению ко мне применял мой Учитель, профессор П.А. Герцен. Уверен, что и вы станете настоящими хирургами».

Такого мы не ожидали. С нами впервые начали говорить языком врачей, нам начали доверять! У нас будто выросли крылья, и мы закончили субординатуру, каждый имея за плечами по 25―30 лично проведенных аппендэктомий, 1―2 холецистэктомии, 8―10 оперированных паховых грыж, а также различные гнойные операции. Кроме работы в клинике, я принимал активное участие в экспериментах на собаках, которые проводили Борис Васильевич, аспирант Н.Н. Малиновский (будущий академик, Герой Социалистического Труда, главный хирург 4-го Управления Минздрава СССР) и аспирант Э.Н. Ванцян. Последний научил меня интубировать собак, и вскоре я занял «штатное» место «собачьего» анестезиолога. Этот опыт мне очень помог в будущем, когда я достаточно ловко начал интубировать больных с помощью эзофагоскопа, поскольку единственный ларингоскоп, сделанный лично Э.Н. Ванцяном, был у него в кармане халата постоянно.

После окончания субординатуры меня распределили в клиническую ординатуру на кафедру общей хирургии к профессору Г.П. Зайцеву. Ходатайство члена-корреспондента АМН СССР, профессора Б.В. Петровского о распределении меня в клиническую ординатуру на его кафедру ректор Второго МГМИ им. Н.И. Пирогова профессор М.Г. Сироткина не сочла нужным удовлетворить, и мы на 6 лет расстались с Борисом Васильевичем. За этот период я, закончив клиническую ординатуру, поступил в аспирантуру, и через 2 года досрочно защитил кандидатскую диссертацию на тему «Острые и хронические парапроктиты и их хирургическое лечение». Во время обучения в клинической ординатуре и аспирантуре я, наряду с активной хирургической деятельностью, уже «дорос» до ответственного дежурного хирурга и выполнял практически все экстренные хирургические операции в брюшной полости. Я много читал, одновременно самостоятельно освоил основы анестезиологии и стал проводить общую эндотрахеальную анестезию при операциях профессора Г.П. Зайцева.

Пришло время очередного распределения после окончания аспирантуры, и мне, уже кандидату медицинских наук по хирургии, освоившего методы общей и спинальной анестезии (свыше 300 операций по поводу свищей прямой кишки), предложили работать доцентом на кафедре общей хирургии в Кемеровском мединституте. Я отказался из-за жилищных проблем (предлагали комнату в общежитии) и пошел к Борису Васильевичу на прием. Он написал министру здравоохранения В.В. Трофимову письмо с просьбой направить меня в клинику госпитальной хирургии 1-го ММИ им. И.М. Сеченова. Но лишь спустя почти 6 мес мне дали желанную бумагу.

Наступило время долгожданного визита к Борису Васильевичу. В кабинете у него находились профессора Э.Н. Ванцян, Г.М. Соловьев, Н.Н. Малиновский и С.И. Бабичев. Борис Васильевич тепло встретил меня, спросил, как я провел эти 6 лет, чему научился. А потом огорошил, сказав, что, к сожалению, у него нет свободных хирургических ставок, есть только 2 ставки младших научных сотрудников в лаборатории анестезиологии, которую возглавляет профессор О.Д. Колюцкая. На одну из них вчера зачислен С.Н. Ефуни, который, как и я, был субординатором у Бориса Васильевича в 1953 г., а затем учился в аспирантуре у академика А.Н. Бакулева. Это, конечно, меня очень расстроило. Заметив мое состояние, Борис Васильевич сказал, что настоятельно советует мне стать анестезиологом, подчеркнув, что это новая перспективная специальность, без которой развитие многих клинических дисциплин бесперспективно, особенно торакальной и сердечно-сосудистой хирургии. И при этом подчеркнул, что быть в числе пионеров новой клинической дисциплины очень перспективно. Нельзя сказать, что я с радостью принял это предложение. Скорее дал согласие в надежде, что вакансия хирурга вскоре появится.

О.Д. Колюцкая встретила меня по-доброму и в тот же день направила участвовать в эксперименте по гипотермии для своей докторской диссертации. Так продолжалось 2 мес. В этот период я, не афишируя, дежурил в 4-й городской больнице хирургом и ждал, пока появится вакансия клинического ординатора по хирургии. Одновременно продолжал осваивать анестезиологию, которая мне все больше и больше нравилась. Повысился и мой рейтинг. Мне стали доверять интубацию и анестезию, в частности, на операциях у профессора С.И. Бабичева. В то время высокую оценку анестезиологу принято было давать, если он легко и изящно интубировал, своевременно вводил мышечный релаксант, а с последним кожным швом больной просыпался. В этот период «королевским» анестезиологом был доктор Добронравов. Хороший грамотный специалист, имевший один серьезный недостаток: включив автоматическую искусственную вентиляцию легких аппаратом шведской фирмы AGA и не предупредив хирурга, врач уходил из операционной на короткий перекур. Однажды Борис Васильевич оперировал вместе с иностранным коллегой и спросил анестезиолога о состоянии больного. А доктор Добронравов как раз традиционно отлучился. Его возвращение через 5 мин ознаменовало конец его карьеры на кафедре анестезиологии… Попытки уговорить Бориса Васильевича не увенчались успехом. Но именно этот досадный случай позволил мне занять ответственный пост «анестезиолога Бориса Васильевича»…

Спустя еще 2 мес Борис Васильевич организует у себя лабораторию искусственного кровообращения (ИК) во главе с талантливым профессором Г.М. Соловьевым (лаборатория была формально организована при НИИ экспериментальной хирургической аппаратуры МЗ СССР). Глеб Михайлович пригласил на работу молодых способных хирургов В.И. Шумакова, Б.В. Шабалкина, В.С. Рыжкина, М.Я. Ходас, А.В. Мещерякова. Основная задача ― освоение ИК и операций на открытом сердце. В новую лабораторию ИК пригласили и меня на должность старшего научного сотрудника по анестезиологии. С большим энтузиазмом мы взялись за новую деятельность: начали много читать, став завсегдатаями медицинской библиотеки, купили шведский аппарат искусственного кровообращения (АИК) Крафорда―Сеннинга и вскоре приступили к экспериментам на собаках. АИК тогда управляли старший научный сотрудник В.И. Шумаков (будущий директор института трансплантологии, академик, Герой Социалистического Труда) и старший лаборант Л.Е. Соловьева.

После нескольких неудач наконец наступил день, когда собака перенесла 40 минут ИК, проснулась, и Алексей Мещеряков повел ее в виварий. Мы все облепили окна и с трепетом смотрели, как пес достаточно бойко бежал за доктором. Это был первый удачный эксперимент, проведенный в 1960 г. Воодушевленные успехом, мы еле дождались второй операции, которая тоже завершилась успехом. На радостях после работы мы пошли в ресторан «Арагви», где очень вкусно готовили цыплят табака. Собираться в «Арагви» в дальнейшем стало традицией.

Наша лаборатория ИК была очень дружна, и мы интенсивно готовились к операции на человеке. И оказалось, что Борис Васильевич вынашивал план отправить нас за границу. Для такой поездки в то время требовалось сдать экзамен по английскому языку на кафедре иностранных языков в АМН СССР. Борис Васильевич вызвал меня к себе и сообщил о возможной поездке в Англию. Я с грустью ответил, что практически не знаю английского. Тогда Борис Васильевич сказал, что у меня на подготовку 4 мес. Найдя хорошего педагога, я в течение этого времени ежедневно после работы учил английский, сдал экзамен и получил добро на поездку в Англию. Я выбрал кардиохирургические клиники Лондона, Кардиффа, Ливерпуля, Оксфорда, Кембриджа, где был большой опыт операций на сердце с И.К. Одновременно готовились к поездке в США профессора Г.М. Соловьев и В.И. Шумаков. Мудрость и прозорливость Бориса Васильевича проявились в его решении не изобретать велосипед, а перенять опыт зарубежных коллег, выиграв тем самым время. И действительно, через 2 мес после нашего возвращения мы сделали успешно подряд 12 операций на людях. Сложнейшая проблема была решена, и наша клиника вошла в число 5 ведущих учреждений страны, успешно оперирующих на сердце с искусственным кровообращением.

В 1988 г. наш коллектив удостоился Государственной премии СССР за операции при ишемической болезни сердца.

Не могу не вспомнить эпизод, характеризующий Бориса Васильевича как Человека с большой буквы, ради важного и нужного дела готового буквально на все. Будучи депутатом Верховного Совета СССР, он договорился с академиком Н.А. Пилюгиным, создателем лунохода, соратником академика С.П. Королева, о помощи хирургии. В ведомстве Н.А. Пилюгина была создана медицинская лаборатория, которая начала создавать мониторно-компьютерную систему, определяющую параметры центральной гемодинамики в реальном масштабе времени. Работа шла успешно. За каждый сердечный цикл мониторный комплекс, получивший название «Симфония», демонстрировал более 20 параметров центральной гемодинамики именно в реальном масштабе времени. Это было весьма серьезное достижение. Меня пригласили в США выступить с докладом о наших достижениях. Доклад я делал в Бирмингеме, у знаменитого Дж. Кирклина, где была создана аналогичная система, регистрирующая гемодинамические параметры в отделении интенсивной терапии. Американцы заведомо отказались от операционных мониторов, полагая, что электрические помехи не позволят системе работать. Наши инженеры оказались хитрее, используя давление в аорте, т. е. механический, а не электрический сигнал, и поэтому избежали электрических помех.

Американский инженер с досадой сказал мне, что, не успею я вернуться домой, как он сделает такой же прибор. Информация быстро дошла до Сан-Франциско, и пока я был в Бирмингеме, американские коллеги попросили меня изменить маршрут и выступить в Сан-Франциско. Там тоже была внедрена мониторно-компьютерная система, работающая онлайн в отделении интенсивной терапии. На основании постоянного измерения содержания углекислоты в выдыхаемом больным воздухе система вычерчивала график, и если углекислота падала до нуля, включался тревожный сигнал на сестринском посту, и персонал быстро ликвидировал разгерметизацию. Мой доклад вызвал у местных анестезиологов и инженеров большой интерес, и в ближайшее время они собрались сделать аналогичную мониторно-компьютерную систему в своих операционных.

Вернувшись в Москву, я узнал неприятнейшую новость: академик Н.А. Пилюгин решил закрыть им же созданную и сотрудничающую с нами медицинскую лабораторию. Я немедленно поставил в известность Бориса Васильевича, а он попросил срочную аудиенцию у Н.А. Пилюгина. В тот же день мы с доктором Е.В. Флеровым, нашим главным медицинским соисполнителем, в «Чайке» министра здравоохранения СССР ехали к Н.А. Пилюгину на предприятие.

Охрана нашу машину легко пропустила, и академик Н.А. Пилюгин лично встретил Бориса Васильевича и его сотрудников у дверей своего кабинета. После приветственных фраз Н.А. Пилюгин с некоторым смущением сказал, что в связи с основными работами он вынужден закрыть медицинскую лабораторию. Борис Васильевич начал просить его этого не делать, отметив достигнутые успехи. Тот не соглашался. Тогда неожиданно для всех инженеров и медиков Борис Васильевич обратился к Н.А. Пилюгину со словами: «Вы хотите, чтобы я просил вас на коленях?». И тут же осуществил задуманное, тяжело опустившись на колени. Возникла немая гнетущая сцена, которую прервал Пилюгин, кинувшись безуспешно поднимать Б.В. Петровского. «Да помогите же!» ― кричал он своим помощникам. Наконец общими усилиями Бориса Васильевича подняли и усадили на стул. Н.А. Пилюгин, побледневший и взволнованный, кружил вокруг Б.В. Петровского и приговаривал: «Успокойтесь, пожалуйста, Борис Васильевич, не буду я закрывать вашу лабораторию, обещаю». Обратно мы ехали молча, пока Борис Васильевич не сказал: «Ну как я его уломал? Теперь дело за вами».

Прошли 2 мес, наступило 27 июня ― день рождения Бориса Васильевича, который мы всегда торжественно отмечаем. К этому дню ученики Бориса Васильевича пишут воспоминания о своем Учителе. Я обратился к нему с просьбой разрешить опубликовать все, что видел у Пилюгина. Борис Васильевич задумался на несколько минут, а потом решительно сказал: «Публикуйте!». Что я и делаю, преклоняясь перед моим Великим Учителем.

e-mail: kafedra_fppo@mail.ru