Автор:

Федор Петрович Гааз

Биография Федора Петровича Гааза

«Светя другим, сгораю сам», – сказал однажды Николас Тульп, тем самым подчеркивая самоотверженность врачевателей в деле спасения здоровья и жизни своих пациентов.

Фридрих Йозеф Лаврентиус Хааз (1780–1853), известный в России как Федор Петрович Гааз, стал живым воплощением этих слов, тем самым огоньком добродетели, что согревал людей и вселял в них надежду. Но Гааз был не просто хорошим врачом, он был тем, кто во многом определил саму природу и образ русского врача.

***

Федор Петрович Гааз родился 24 августа 1780 года неподалеку от города Кельна. Семья была «профильной»: отец – аптекарь, дед – доктор медицины. Так что интерес к медицине, можно сказать, оказался наследственным. После окончания католической школы и философского факультета Йенского университета Федор Петрович постигает медицинские науки в Вене, где его учителями выступают немецкий хирург и офтальмолог Карл Густав Гимли, а также известный специалист по глазным болезням Август Готлиб Рихтер.

Австрия всегда была популярным местом у русской знати, когда речь заходила о «медицинском» туризме. Туда неизменно приезжали лечиться или восстановить душевные силы господа и дамы из высших сословий. Князь Николай Григорьевич Репнин-Волконский не был исключением.

Князь Николай Григорьевич Репнин-Волконский

В 1805 году князь начал слепнуть и обратился за помощью к доктору Гаазу. Излечение от прогрессирующей слепоты прошло успешно, молодые люди подружились, и благодарный Репнин уговорил Федора Петровича перебраться в Россию, став семейным врачом.

В Москве Гааз быстро становится «доктором для элиты». Сначала он завоевал расположение княгини В.А. Репниной-Волконской, вылечив ее от глазной трахомы. Слухи в высшем свете распространились стремительно, и уже в скором времени услугами доктора Гааза пользовались министр полиции А.Д. Балашов, князь А.И. Барятинский, московский генерал-губернатор князь Д.В. Голицын, поэт И.И. Дмитриев, писатель А.И. Тургенев, известный ботаник Б.И. Фитингоф. Также Федор Петрович лечил уже тяжелобольного Николая Васильевича Гоголя.

Надо сказать, что с подобной публикой Гаазу иной раз приходилось нелегко. Он считал, что богатые пациенты постоянно унижают врача своими капризами, чего им ни в коем случае нельзя позволять. Тем не менее, благодаря успешной клинической практике, Гааза все чаще приглашают в московские больницы.

В один из таких визитов он знакомится с Преображенской богадельней. Увидев там множество беспомощных пациентов с глазными болезнями, Гааз подает прошение генерал-губернатору о том, чтобы лечить их бесплатно. Так Федор Петрович из «доктора для элиты» стал доктором для всех.

Преображенский богадельный дом в Москве

Слава чудо-врача быстро дошла до Петербурга, чему в немалой степени способствовала княгиня Волконская.

После гибели императора Павла I вдовствующая императрица Мария Федоровна посвятила себя благотворительности. Одним из опекаемых ею учреждений была Павловская больница в Москве, заново отстроенная после пожара в 1803 году замечательным архитектором Матвеем Казаковым.

В 1807 году в больницу поступает высочайший приказ: «По отличному одобрению знания и искусства доктора медицины Гааза как в лечении разных болезней, так и в операциях, Ея Императорское Величество находит его достойным быть определену в Павловской больнице над медицинской частью главным доктором…».

Павловская больница (существует до сих пор и называется в обиходе 4-й Градской).

«Если тебе плохо, ищи, кому хуже».

Федор Петрович Гааз

Удивительное качество было у Гааза: он успешно лечил как богатых и знатных, так и бедных, но с последних денег не брал. Все свое свободное время он посвящал богадельням и приютам, где бескорыстно нес службу врача. В то время даже была поговорка «У Гааза нет отказа». Одни восхищались неутомимым доктором, другие завидовали, а третьи не могли терпеть его неспособность делать карьеру. Бескомпромиссный Гааз не стеснялся высказывать свое мнение прямо в лицо высшим чинам, что начальство, привыкшее к тому, что ему постоянно смотрят в рот, по-своему ценило. В итоге Гааз был назначен главным врачом Московского военного госпиталя, который сегодня известен как Главный военный клинический госпиталь им. академика Н.Н. Бурденко.

Павловская больница

Павловская больница

***

В 1809 году Федор Петрович во второй раз заболевает лихорадкой и отправляется на минеральные воды Кавказа. В те времена эта местность была плохо изучена, да и о чудесных свойствах местных минеральных вод медицина практически ничего не знала. В своем путешествии Федор Петрович исследовал воды Кисловодска, открыл источники Железноводска и Ессентуков.

После первого посещения Кавказа в «Замечаниях о минеральных кавказских водах» Гааз писал: «Испытания, которые случалось мне делать над их свойствами со стороны физики, химии и медицины, уверили меня, что они превосходят все… воды».

Оказалось, что кавказские минеральные воды практически по всем параметрам превосходили известные европейские. По итогам экспедиции Гааз написал трактат «Ma visite aux eaux d’Alexandre en 1809 et 1810» («Моя поездка в Александровские воды в 1809 и 1810 гг.»), после чего в России начали использовать живительные источники Кавказа для лечения, а также массово строить там курорты. Фактически Гааз положил начало такой науки, как курортология. Серно-щелочная скважина №23 в Ессентуках, открытая Федором Петровичем Гаазом, функционирует до сих пор и называется «Источник Гааза – Пономарева».

Во время Отечественной войны 1812 года, едва наполеоновское войско перешло Неман, Гааз попросился в действующую русскую армию. Вместе с войсками он прошел путь от Бородинского поля до Парижа. В 1814-м Гаазу пришлось вернуться на родину в Бад-Мюнстерайфель к умирающему отцу, но надолго он там не задержался. После похорон Гааз вернулся в Россию, к которой уже давно прикипел сердцем.

В России Федора Петровича заждались. Он по-прежнему лечил богатых за немалые деньги, однако все свободное время посвящал бедным, не взимая с них ни копейки. Вместе с тем состояние Гааза стремительно росло, и вскоре в своем подмосковном имении Тишки он открыл суконную фабрику. Трудившихся на него крестьян Гааз освободил от барщины, переведя на вполне посильный оброк.

***

Гааз осматривает пациентов-крестьян

В 1825 году московский генерал-губернатор князь Дмитрий Владимирович Голицын назначил Гааза главным врачом Первопрестольной. Правда, князь и доктор не сказать чтобы сработались. Многие инициативы Гааза пресекались на корню, либо пускались по непроходимым бюрократическим лабиринтам. Так, Гаазу не позволили создать в Москве службу скорой помощи. Но кое-что ему все равно удалось сделать. Например, в том же 1825 году Гааз предотвратил эпидемию тифа в Тюремном замке (ныне Бутырская тюрьма), а в 1826-м по предложению Гааза был создан Особый комитет по устройству глазной больницы, которая начала принимать первых пациентов уже через 5 месяцев. Небывалый срок!

Московский генерал-губернатор князь Д.В. Голицын

Впрочем, на должности главного московского врача Гааз пробыл недолго. Не выдержав бесконечных бюрократических противостояний с департаментами генерал-губернатора, Федор Петрович подал прошение об отставке. И все последующее время, вплоть до 1828 года, занимался исключительно частной практикой. Кроме частной практики, Гааз уделял много времени помощи заключенным. Это была отдельная важная веха в его биографии.

Началось все с того, что Гааз оказался в московской пересыльной тюрьме. Это произошло в период отправки на каторгу участников бунта 1825 года на Сенатской площади. Тюремные условия потрясли Федора Петровича. Тогда власти особо не заботились о содержании заключенных. Воры, убийцы, насильники, мелкие хулиганы и «политические» содержались вместе, независимо от возраста и психического состояния. Тюремные помещения не отапливались, отхожие места были общими, кормили заключенных как придется, а уж постельным бельем и одеждой не обеспечивали вовсе.

Гааз с каторжанами

И вот у этих людей нашелся настоящий защитник – Федор Петрович Гааз. О том, что чудо-доктора можно встретить на тюремных пересылках знала вся Москва. И каждый раз доктор приезжал на пересылку в санях, груженных едой, одеждой и различными припасами. В 1828 году Гааза определили в секретари Попечительного о тюрьмах комитета. Одновременно он стал и главным врачом московских тюрем. На этом посту Гааз боролся за улучшение жизни узников: добился освобождения от кандалов стариков и больных, упразднения в Москве железного прута, к которому на все время этапа приковывали по 8–12 ссыльных, следовавших в Сибирь, без учета их состояния, пола и возраста. Дело в том, что каторжане шли в ножных кандалах, которые были подвешены к поясу, между тем как осужденные на поселение шли «на пруте», что было значительно труднее. «На пруте» шли и беглые крепостные, которых возвращали в имения помещикам. Также Гааз добился отмены бритья половины головы у всех осужденных, пересылаемых в административном порядке, с 11 марта 1846 года; эта мера стала применяться только к опасным преступникам.

В 1829 году князь Голицын, поддавшись на аргументы и уговоры, сдержал обещание, данное Гаазу, и написал министру внутренних дел генералу Закревскому о том, что полагает совершенно невозможным применять прут к препровождению арестантов, ибо «сей образ пересылки крайне изнурителен для сих несчастных, так что превосходит самую меру возможного терпения». В дальнейшем Гааз называл этот день одним из счастливейших дней своей жизни. Добился введения облегченных (6 кг вместо 16 кг) кандалов с наручниками, обшитыми кожей или холстом, – в дальнейшем их называли гаазовскими не только арестанты, но и тюремщики. При этом он испытывал кандалы лично: приказывал заковывать себя в них и ходил по кабинету, пока не набиралась дистанция первого перехода пересыльного этапа – 54 километра. Однажды за этим занятием его застал гражданский губернатор И.Г. Синявин, который сначала оторопел, а затем кинулся обнимать Гааза.

В 1830 году, после доклада московского генерал-губернатора о деятельности комитета императору, Гаазу, а также А.И. Полю и С.А. Маслову было объявлено монаршее благоволение.

Гааз организовал утепление и расширение пересыльных бараков, установил нары с матрасами и подушками, набитыми бактерицидными водорослями. Арестантов стали сортировать по полу, возрасту и тяжести преступления, отменили одиночное содержание. Стали разделять рецидивистов и «первоходов». Пребывание в пересыльной тюрьме благодаря Гаазу увеличилось с 3 дней до недели. Московский тюремный замок был перестроен именно по инициативе Гааза – при нем были организованы мастерские.

Гааз постоянно принимал и снабжал лекарствами бедных больных. Боролся за отмену права помещиков ссылать крепостных. Часто хлопотал о разрешении воссоединения с родителями для детей ссылаемых в Сибирь крепостных. Также известно, что в пересыльной тюрьме Гааз обучал арестантов чтению и даже приобретал очки в случае проблем со зрением. Гааз составил для тюремных врачей инструкцию, в которой, помимо медицинских вопросов, предписывалась забота об арестантах как о людях, участие к ним и даже защита. Гааз всегда разделял наказание за преступление и издевательство над человеком, требовал уважения к человеческому достоинству.

При участии Гааза Попечительный о тюрьмах комитет разработал и в мае 1831 года принял «Общую тюремную инструкцию», которая была утверждена Комитетом министров. Документ подробно излагал правила тюремного распорядка и содержал много нововведений, в частности медицинское освидетельствование заключенных с круглосуточным приемом. Инструкция устанавливала условия содержания и лечения в лазарете, которые были аналогичны общим правилам гражданских больниц. Ответственность за санитарное состояние мест заключения возлагалась на смотрителя, а организационная деятельность – на врача, которому обязан подчиняться по медико-санитарным вопросам весь тюремный персонал. Арестантов стали размещать дифференцированно по видам заболеваний, отделять инфекционных больных. Вводились нормы по снабжению бельем, медикаментами; пища больным должна была выдаваться в соответствии с рекомендациями врача. Впервые в женских отделениях тюрем появились штатные акушерки.

В 1831 году Гааз продал часть своей недвижимости и на вырученные деньги стал создавать новые больницы, тюремные библиотеки и школы для беспризорников.

***

Современники иной раз нелицеприятно отзывались о докторе Гаазе. Многих раздражала его деловитость и страсть к филантропии. Так, командир Отдельного корпуса внутренней стражи генерал Петр Капцевич в январе 1833 года докладывал министру внутренних дел Дмитрию Блудову и московскому генерал-губернатору Дмитрию Голицыну о «пререканиях и затейливости» доктора Гааза, который, «утрируя свою филантропию, затрудняет только начальство перепискою и, уклоняясь от своей обязанности напротив службы, соблазняет преступников, целуется с ними. Мое мнение: удалить доктора от сей обязанности».

Александр Иванович Герцен сказал о Гаазе совсем уж цинично: «Доктор Гааз был преоригинальный чудак. Память об этом юродивом и поврежденном не должна заглохнуть в лебеде официальных некрологов…».

Федор Михайлович Достоевский выразился немного тоньше: «В Москве жил один старик, один "генерал", то есть действительный статский советник, с немецким именем; он всю свою жизнь таскался по острогам и по преступникам; каждая пересыльная партия в Сибирь знала заранее, что на Воробьевых горах ее посетит "старичок генерал"».

***

Все вырученные деньги Федор Петрович отдавал на помощь страждущим. Семьи у Гааза не было. Один помощник да несколько лиц больничного персонала – вот и вся его свита.

Однажды, когда Гааз возвращался домой, его остановили грабители, потребовав отдать старую шубу, шапку и кошелек. Но один из нападавших узнал доброго доктора, после чего тати проводили Гааза до больницы, пообещали завязать с разбоем, а затем устроились работать в больницу санитарами и истопниками.

Доктор Гааз и грабители. Рисунок Е.П. Самокиш-Судковской

С 1850 года доктора Гааза стало беспокоить здоровье. В августе 1853 года у него появились карбункулы и вдобавок тело начал донимать сильный жар. Лежать Гааз не мог, поэтому переносил мучения сидя в кресле. Вот как записал в своем дневнике посещение Гааза перед смертью публицист Иван Киреевский:

«Был у Гааза. Он умирает. Мы видели его в том положении, в каком он находится уже трое суток: облокотивши голову на руки, сложенные крестом на столе. Ни жалобы, ни вздоха, ни даже дыхания малейшего. Видно, однако же, по положению тела, что он жив и не спит. Недвижимость душевного спокойствия, несокрушимого даже страданиями смерти. Удивительно много было у этого человека прекрасного, скажу даже, великого в его безоглядном человеколюбии, несокрушимом спокойствии. Это спокойствие могло происходить только от крайней, отважной решимости исполнять свой долг во что бы то ни стало».

16 августа 1853 года в полдень Федор Петрович Гааз уснул и уже не проснулся. На похоронную процессию пришло 20 тыс. человек при 400-тысячном населении Москвы в те времена.

Похоронили доктора Гааза на Введенском кладбище. Прямо напротив военного госпиталя имени Бурденко, который он когда-то возглавлял. Несмотря на то что Гааз был католиком, случилось доселе невиданное. Московский митрополит распорядился служить панихиды об усопшем в православных храмах.

Могила Федора Петровича Гааза на Введенском кладбище

В 1909 году в Малом Казенном переулке на территории бывшей Полицейской больницы, в которой сейчас располагается НИИ гигиены и охраны здоровья детей и подростков, установили памятник доктору Гаазу работы скульптора Николая Андреева. На памятнике, как и на могиле великого врача, написана самая главная заповедь Гааза – «Спешите делать добро».

Н. Андреев. Бюст доктора Ф.П. Гааза