Сальвадор Дали. «Великий мастурбатор». 1929 год. Холст, масло. Центр искусств королевы Софии. Мадрид, Испания

Фобии Сальвадора Дали

Чего боятся художники? Того же, что и все люди – смерти, старости, нищеты, слепоты, болезней, бед ведомых и неведомых, а также, как и все люди, обычно не слишком о своих страхах рассказывают. И лишь картины иногда намекают: этот боится темноты, а этот опасается птиц, этот – летучих мышей, а этот – кошек, этот – женщин, а вот этот, всю жизнь пишущий автопортреты и натюрморты с одинаковыми предметами, боится мира вне своего дома.

Но иногда художник не прочь поговорить о своих страхах не только картинами. К примеру, великий провокатор от искусства Сальвадор Дали о фобиях рассказывал подробно и цветисто. Хотя точно никогда нельзя сказать, говорит Дали о себе правду, убедительно врет или врет и сам немедля в это верит, но материала для изучения своих страхов он предоставил в избытке. По его словам, сказанным или написанным в разное время и разным людям, можно предположить, что он боялся автомобилей, открытых дверей, детей (или, скорее, риска отцовства) и – в пару к этому – женской сексуальности. Рядом со страхом новой жизни шел страх перед смертью и распадом, который воплощали муравьи. Причем к части этих фобий он любезно предоставил и возможные причины. Страх обзавестись детьми? Умерший старший брат, имя которого по наследству досталось младшему. Страх перед женщинами и сексом? Иллюстрированная книга о венерических болезнях, оставленная родителями на рояле. Или боязнь кузнечиков и саранчи…

Сальвадор Дали. «Автопортрет с рафаэлевской шеей». 1922–1923 гг. Холст, масло. Фонд «Гала-Сальвадор Дали». Фигерас

***

По словам Дали, страх этот возник в детстве и почти внезапно: «Ужас, который я испытываю, глядя на кузнечика, – одна из самых таинственных загадок моей жизни. Я ведь любил кузнечиков в детстве. С сестрой и тетушкой мы часто их ловили. Меня приводили в восторг их крылышки – они точно так же отливали розовато-лиловым, как жаркое закатное небо над Кадакесом.

Но в один прекрасный день мне случилось поймать рыбку-соплюшку (названием она обязана слизи, покрывающей ее чешую). Я крепко схватил рыбешку, чтобы не выскользнула, – так, что видна была одна голова, и стал разглядывать, но вдруг дико вскрикнул, отшвырнул ее и зарыдал. Отец, сидевший неподалеку, встал, подошел ко мне и спросил, что стряслось. Захлебываясь слезами, я еле выговорил: "У нее голова, как у кузнечика! Я сам видел!" С той самой минуты, как я обнаружил это сходство, я и боюсь кузнечиков, и стоит мне увидать кузнечика или рыбку-соплюшку, как я теряю самообладание. Родителям пришлось запретить соседским ребятишкам пугать меня кузнечиками, но сами они удивлялись: "Ты же любил кузнечиков! Помнишь?"».

Возможно, воспоминание об этом детском страхе Дали проговаривает в своей небольшой, почти миниатюрной картине, написанной в 1933 году.

Сальвадор Дали. «Я сам в возрасте десяти лет, когда я был ребенком-кузнечиком». 1933 год. Дерево, масло. Музей Дали. Санкт-Петербург, Флорида, США

Строго говоря, никакого «зримого» кузнечика на этой картине нет. Он не столько показан, сколько подсказан зрителю названием картины. Слова «ребенок-кузнечик» заставляют зрителя искать (и находить) в бесконечно удлиненной голове коленопреклоненной детской фигуры голову кузнечика, тело кузнечика, крыло кузнечика или хотя бы его оливково-зеленый цвет.

Кстати, помимо страха перед кузнечиками, в этой картине находят мысли об умершем в младенчестве старшем брате (от которого Дали досталось имя Сальвадор) и страх и очарование гидроцефалией.

***

Далее в рассказе о своих страданиях Дали добрался до школьных лет – и уж там кузнечики (в компании с одноклассниками героя) показали себя во всей красе: «Настоящие мучения ожидали меня в Фигерасе, где родители не могли защитить меня от одноклассников, а те, обнаружив, что я боюсь кузнечиков и сверчков, стали прямо-таки изощряться в жестокости. Они непрестанно подсовывали мне этих тварей, обращая меня в бегство, да какое! Я срывался с места и, как сумасшедший, бежал сломя голову куда глаза глядят. Но разве от них спрячешься? В конце концов кузнечик сваливался мне на голову – жуткий, мерзостный, полудохлый! Соученики так меня замучили, что я уже ни о чем, кроме кузнечиков, и думать не мог. Они мне мерещились повсюду: я принимал за сверчка скомканный фантик и – к всеобщему восторгу – начинал дико орать. А если в меня запускали хлебным катышком или резинкой, я вскакивал на парту и, трясясь всем телом, начинал отряхиваться в ужасе от одной мысли, что это кузнечик».

В этом месте некоторые биографы Дали осторожно предполагают, что он вполне мог подыгрывать одноклассникам, преувеличивая свой ужас, чтобы привлечь к себе дополнительное внимание.

Но кузнечики (или саранча) на его картинах действительно всегда оказываются среди образов тревожных и пугающих. К примеру, в «Мрачной игре» 1929 года с саранчой, припавшей к губам деформированного женского профиля, соседствуют некие неприятные пузырчатые формы, пышные женские ягодицы и бедра, лишенные ступней и торса, кровь и фекалии.

Сальвадор Дали. «Мрачная игра». 1929 год. Холст, масло, коллаж. Частная коллекция. Париж, Франция

Саранча – перевернутая, полупризрачная – появляется и в написанном в том же 1929 году портрете Поля Элюара. Созданию этого портрета сопутствовало важнейшее событие в жизни Дали – он увел у Элюара жену, Елену Дьяконову, которую мы знаем под псевдонимом Гала.

Сальвадор Дали. Портрет Поля Элюара. 1929 год. Картон, масло. Частная коллекция

***

В картине с провокационным (а что у Дали не провокационное?) названием «Великий мастурбатор» огромная саранча вновь соседствует с искаженным резким профилем Дали, монументальным, словно высеченным из желтоватого песчаника. Нос этой гигантской головы упирается в землю, шея превращена в нечто, напоминающее завиток скрипичного грифа, из затылка прорастают плечи и голова обнаженной женщины (Галы?) и цветок каллы, а там, где у профиля предполагается, но отсутствует рот, – повисла перевернутая саранча во всей своей неприятной детальности.

И это лишь некоторые появления прыгучего насекомого в картинах Дали.

Сальвадор Дали. Портрет Александра Геста. 1959 год. Холст, масло. Фонд «Гала-Сальвадор Дали». Фигерас

Кстати, рассказывая о страхе перед саранчой, художник говорит и о хитроумном способе, которым избавился от издевательств одноклассников: «В конце концов, издерганный до последней степени, я разработал стратегический план операции, надеясь, что военная хитрость избавит меня если не от страха перед сверчкообразными, то по крайней мере от приставаний одноклассников. Моя отвлекающая операция была предельно проста. Однажды я публично притворился, что куда больше, чем кузнечиков, боюсь бумажных птиц, и стал слезно умолять одноклассников не запускать их при мне и вообще не показывать, даже издали. При виде кузнечика я величайшим усилием воли ухитрился сохранить спокойствие, а завидев бумажную птицу, принялся орать благим матом, изображая полную невменяемость.

Сальвадор Дали. «Шесть явлений Ленина на рояле». 1931 год. Холст, масло. Национальный музей современного искусства. Центр Жоржа Помпиду. Париж, Франция

Мое вдохновенное притворство возымело действие еще и потому, что смастерить из листа бумаги птичку куда проще, чем отловить кузнечика, не говоря уже о том, что разыгранная мной сцена ужаса была много живописнее подлинного страха. Так обманным маневром я обезопасил себя – скоро мне перестали совать сверчков. Истинный страх я, как ширмой, прикрыл страхом притворным, что доставило мне глубокое удовлетворение, хотя, конечно, притворство было обременительно – ведь приходилось всякий раз играть блестяще – под страхом новой пытки кузнечиками!»

Сальвадор Дали. Стереопара «Битва в облаках» (Гала, смотрящая на «Битву в облаках»). 1979 год. Холст, масло. Центр искусств королевы Софии. Мадрид, Испания

Прочитав эти строки, невольно думаешь, а не были ли и кузнечики ширмой для какого-то иного страха? А был ли сам страх?

Впрочем, сам Дали утверждал, что и в зрелом возрасте его страх перед кузнечиками был сильнее страха смерти: «Мне тридцать семь лет, а страх, который внушает мне эта тварь, не уменьшился. Мало того, мне кажется, что он растет, хотя дальше некуда. Если я встану на краю пропасти и на меня прыгнет кузнечик, я кинусь вниз, только бы не длить эту пытку! <…> Кузнечик! Забудешь о нем, а он тут как тут. И я трясусь от ужаса. Всегда трясусь. Стоит мне задуматься или, разглядывая что-нибудь, замереть от восторга, как он тут как тут. Тяжелый неуклюжий скок этой зеленой кобылки повергает меня в тоскливое оцепенение. Мерзкая тварь! Всю жизнь она преследует меня как наваждение, терзает, сводит с ума».

Сальвадор Дали. «Ностальгическое эхо». 1935 год. Холст, масло. Частная коллекция

***

Возможно, Дали не лукавил, и гнусные кузнечики действительно пугали его и в тридцать семь лет, и позже, попутно принося ему деньги, пойманные его кистью, вмешанные в его фантазии. Возможно, и все остальные фобии из списка, приведенного в начале текста, у него были. И тоже, как ни странно, на него работали.

Дали писал детей – живых и не слишком, куклоподобных, пугающих своими неподвижными лицами и застывшими взглядами.

Дали часто писал дверные проемы – открывающиеся в пустоту, висящие вне тверди стен, предлагающие выход из его безжизненных миров в другие, возможно, еще более безжизненные.

Дали писал женщин – прекрасных и пугающих, превращающихся в мраморные статуи, львиц, хищные цветы, прорастающих зубами, кровоточащих… Опасных. Женщин, которых можно созерцать, пока они спят, грезят, существуют в своих непонятных ему трансформациях – но не приближаться.

Дали писал смерть, часто выбирая для этого самые простые символы – черепа и кости.

Некоторые исследователи считают, что большинство страхов Дали исчезли, когда он встретил Галу. Хотя порой кажется, что недовольства своей русской музы (Богини, Градивы) художник боялся сильнее, чем всех кузнечиков, муравьев и открытых дверей.

Сальвадор Дали. «Градива». 1931 год. Холст, масло. Частная коллекция