Принципами государственной судебно-экспертной деятельности в России являются объективность, всесторонность и полнота исследований, которые должны проводиться с использованием современных достижений науки и техники. Заключение эксперта должно быть основано на таких положениях, которые позволяют проверить обоснованность и достоверность сделанных выводов на базе общепринятых научных и практических данных. Одна из основных обязанностей эксперта — дать обоснованное и объективное заключение по поставленным перед ним вопросам [1, ст. 4, 8, 16, 25].
Обоснованность заключения эксперта предполагает прежде всего обоснованность его выводов. Отраслевое законодательство обязывает эксперта указать в заключении не только выводы по поставленным перед ним вопросам, но и обоснование этих выводов (п. 10 ч. 1 ст. 204 УПК РФ; п. 8 ч. 2 ст. 86 АПК РФ; п. 9 ч. 2 ст. 82 КАС РФ).
На практике логический и научный аспекты обоснованности заключения эксперта связаны. Любые недостатки в обоснованности могут повлечь ошибочные выводы эксперта и, как следствие, привести к судебной ошибке.
Существование проблемы логической обоснованности обусловлено ошибками экспертов в процессе логических рассуждений. Исторически эта проблема сопровождает всю экспертную деятельность.
Проблема научной обоснованности обусловлена несовершенством применяемых экспертами методов и методик исследования, которые могут быть не вполне надежными и достоверными, могут не вполне соответствовать современным положениям непрерывно развивающейся соответствующей отрасли науки; нарушениями пределов применимости конкретной методики; несовершенством используемого технического оборудования (приборы и инструменты), недостатками химических реактивов и т. п.
Так, в 1993 г. Верховный суд США своим постановлением принял правила (Daubert ruling) для судей по учету заключения судебной экспертизы, согласно которым, в частности, любая судебно-экспертная методика должна иметь четко определенную вероятность ошибок. После этого в США стали ставить задачи приведения методического обеспечения экспертиз в соответствие с этими правилами [2]. В 2009 г. по итогам проведенных исследований Национальная академия наук США опубликовала доклад, в котором были подвергнуты острой критике используемые в уголовном судопроизводстве экспертные методики, в том числе судебно-медицинские. Раскрыты факты многочисленных экспертных ошибок, повлекших неправосудные обвинительные приговоры. В качестве одной из причин такого положения дел указан некритический подход к оценке научной обоснованности и объективности заключений судебных экспертов [3].
В условиях ускорения научно-технического прогресса, развития и усложнения судебно-экспертной методологии расширяются возможности судебных экспертиз. Кроме того, с учетом предъявляемых к заключению эксперта требований актуализируется описание степени обоснованности выведенного экспертом знания с помощью категории «вероятность», создаются предпосылки для формулирования не категорических, а вероятностных выводов. Предлагаем подробное рассмотрение одного из аспектов проблемы об-основанности заключения эксперта: дискуссионные вопросы о формах выводов эксперта, позволяющих адекватно передавать выведенное экспертом знание субъекту оценки и использовать заключение эксперта в процессуальном доказывании следователю, дознавателю, прокурору, суду, и о доказательственном значении этих выводов.
Рассуждения в статье строятся на примере судебно-медицинской экспертизы. Использование судебных экспертиз этого класса обусловлено следующими причинами:
Во-первых, в отечественной судебной медицине проблеме обоснованности выводов придается традиционно важное значение. Так, еще в первой половине XIX в. в «Наставлении врачам при судебном осмотре и вскрытии мертвых тел» указывалось, что судебный врач обязан «различать то, что никакому сомнению не подлежит, от того, что только вероятно» [4]. В последние десятилетия в научной и методической литературе пристальное внимание уделяется логическим и иным ошибкам судебно-медицинских экспертов [5—8], аргументируется необходимость математического описания процессов и явлений, изучаемых судебной медициной с помощью теории вероятностей, и предпринимаются попытки систематизации судебно-медицинских приложений этой теории [9].
Во-вторых, при решении распространенной и одной из наиболее сложных задач криминалистики и судебной экспертизы — идентификации личности в современной судебной медицине уже не используются традиционные методы биологии (анализ ферментов или типирование групп крови), которые позволяли устанавливать лишь различия в объектах биологического происхождения; их заменила новая технология идентификации — молекулярная генетика [10]. Обязательной при этом считается вероятностная оценка генетической идентичности объектов экспертизы, что объясняется возможностью случайного совпадения индивидуализирующих признаков разных индивидуумов [11].
В теории уголовного процесса и судебной экспертизы выводы экспертов делят (по степени уверенности экспертов в своих выводах) на категорические и вероятностные (вероятные). Доказательственное значение последних подвергается сомнению. Распространено мнение, что в основу судебного решения могут быть положены только категорические выводы, что вероятное заключение источником доказательств быть не может [12—14].
В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 16.03.1971 № 1 разъяснялось, что «вероятное заключение эксперта не может быть положено в основу приговора» [15]. Это постановление действовало в России почти 40 лет до 21.12.2010 и создавало повод к тому, чтобы эксперты отдавали предпочтение категорическим выводам. Например, в п. 8.19.2 ранее действовавших Правил судебно-медицинской экспертизы трупа, утвержденных приказом Минздрава Р.Ф. от 10.12.1996 № 407 [16], прямо указывалось: «если возможности судебно-медицинской науки и практики или характер исследуемых объектов не позволяют дать категорический, обоснованный ответ, судебно-медицинский эксперт вправе отказаться от дачи заключения по этому вопросу».
Между тем положительный идентификационный вывод, даже категорический по форме, является вероятным по своей логической природе, так как является результатом умозаключения по аналогии, когда на основании сходства объектов в одних признаках делается вывод о сходстве этих объектов и в других признаках. Вероятность тождества при этом зависит от числа совпадающих признаков и идентификационной значимости каждого из них. Аналогия — разновидность индуктивных умозаключений, в которых даже истинность посылок не гарантирует истинности вывода.
Во многих иных случаях судебно-медицинский эксперт не может ответить на вопрос (о давности смерти или травмы, возрасте лица, правильности проведенного лечения и его связи со смертью и т. д.) в категорической форме из-за большого количества параметров, которые влияют на анализируемый процесс, и ограниченности возможностей судебной медицины по учету всех этих параметров.
В связи с этим следует положительно оценить, что в принятых позднее ведомственных нормативных актах категорическим выводам уже не отдается предпочтение, а при регламентации исследования представленных объектов с помощью методов молекулярно-генетической индивидуализации человека с целью судебно-медицинской идентификации (отождествления) личности неизменно указывается на необходимость вероятностной оценки генетической идентичности объектов экспертного исследования [17, 18].
Необходимо отметить, что в теории предположительные и вероятностные выводы нередко смешиваются [12, 13]. Пленум Верховного Суда СССР в упомянутом ранее постановлении под вероятным заключением эксперта тоже понимал предположение эксперта.
Обвинительный приговор, конечно, не может быть основан на предположениях (ч. 4 ст. 14, ч. 4 ст. 302 УПК РФ), но, как справедливо указывает Конституционный суд РФ, это не означает запрета использовать доказательства, которые имеют вероятностный характер [19].
Представляется целесообразным в теории и на практике не смешивать, а различать: а) предположительный вывод (предположение) эксперта; б) вероятностный вывод эксперта, т. е. его логический вывод о каком-то обстоятельстве, которое эксперт считает высоко (низко) вероятным. Предположение можно выдвинуть и без каких-либо исследований. Вероятностный вывод, как и категорический, должен быть обоснованным. Эксперт может сделать вероятностный вывод только после исследований предоставленных ему объектов с применением специальных знаний и при условии получения подтверждающих результатов исследования, позволяющих определить и указать степень вероятности. Степень вероятности предпочтительно указывать количественно — от 0 до 1 или в процентах. Менее предпочтительны полуколичественные оценки: «наиболее вероятно», «менее вероятно» и т. п., но и эта степень должна быть обоснованной.
Если перед экспертом поставлен вопрос, например, о тождестве предоставленных объектов, то это означает, что должностное лицо, назначившее экспертизу, уже выдвинуло соответствующее предположение. От эксперта требуется не повторение этого предположения, а поиск научных аргументов в пользу его подтверждения или опровержения и оценка по результатам исследования степени вероятности предполагаемого тождества.
В специальной литературе экспертам иногда рекомендуют давать выводы о наличии обстоятельства в форме «вероятно…» без указания степени вероятности [20]. С такими рекомендациями согласиться трудно. Во-первых, такие выводы граничат с предположениями, так как допускают и противоположное — отсутствие обстоятельства. Во-вторых, подобные утвердительные экспертные суждения в субъективной вероятной форме создают опасность ошибки [9]. Есть риск, что подобные выводы будут неправильно интерпретированы лицом, ведущим судопроизводство, и ошибочно использованы в качестве доказательства наличия сомнительного обстоятельства.
Приводим пример из судебной практики. Гр-н С. был осужден по ч. 2 ст. 211 УК РСФСР. Суд первой инстанции установил: С., управляя мотоциклом, нарушил ПДД и совершил наезд на К., что повлекло ее смерть. В обоснование вывода о наличии причинно-следственной связи между действиями С. и смертью пострадавшей суд в приговоре сослался на заключение судебно-медицинского эксперта. Изменяя этот приговор, Верховный Суд РСФСР указал: «Предположительное заключение эксперта о том, что «…вероятно, имеется косвенная связь травмы с наступлением смерти», также не давало оснований для изложенного в приговоре вывода, поскольку выводы суда не могут строиться на предположениях» [21].
Эксперту следует рекомендовать воздерживаться от вероятных выводов о наличии или отсутствии обстоятельства без указания научно обоснованной степени вероятности этого.
К точности и обоснованности выводов экспертов должны побуждать и формулировки ставящихся перед ними вопросов. Должностным лицам, ведущим судопроизводство, можно рекомендовать при назначении судебно-медицинских экспертиз ставить идентификационные вопросы, например, в такой форме: какова вероятность принадлежности крови (слюны, волос и т. д.) гражданину Н.?
Процессуальное законодательство обязывает суд оценивать любое доказательство с точки зрения не только относимости и допустимости, но и достоверности (ч. 1 ст. 88 УПК РФ; ч. 1 ст. 67 ГПК РФ; ч. 2 ст. 71 АПК РФ; ч. 3 ст. 84 КАС РФ), так как в процессуальном доказывании могут использоваться только достоверные доказательства. Возникает вопрос: может ли суд оценить заключение эксперта с выводом вероятностного характера как достоверное доказательство?
Следует отметить, что в процессуальном законодательстве под достоверностью подразумевается правовая характеристика (свойство) доказательства: после проверки любого доказательства суд может оценить его как достоверное или недостоверное. В контексте закона это «внешняя» характеристика по отношению к другим доказательствам, так как суд проверяет любое доказательство, в том числе заключение эксперта, сопоставляя его с другими доказательствами по делу, получая другие доказательства, подтверждающие или опровергающие проверяемое доказательство (ст. 87 УПК РФ).
В связи с этим заключение эксперта даже с категорическим выводом, противоречащее другим доказательствам, предоставленным суду, например заключению повторной экспертизы или протоколам следственных действий, может быть оценено судом как недостоверное доказательство и отвергнуто. В то же время заключение с выводом вероятностного характера, которое не противоречит другим доказательствам, вполне может быть оценено судом как достоверное доказательство и положено в основу судебного решения наряду с другими доказательствами.
Так, в решении по гражданскому делу по иску ФИО2 к ФИО3 об установлении отцовства и взыскании алиментов суд указал: «Исходя из принципов объективности и всесторонности рассмотрения дела, судом в рамках ст. 79 ГПК РФ была назначена судебная генетическая экспертиза. Согласно заключению, …вероятность биологического отцовства ФИО3… в отношении ФИО1 10 07.2007 года рождения в рамках проведенного исследования и в объеме предоставленных материалов составляет 99,9999%. Оценивая доказательства в соответствии с требованиями ст. 67 ГПК РФ, суд принимает за основу указанное заключение судебной экспертизы, …его объективность и достоверность сомнений у суда не вызывает» [22].
Такого рода примеры есть в современной судебной практике производства и по уголовным делам [23].
Постановлением Пленума Верховного суда РФ от 21.12.2010 г. № 28 «О судебной экспертизе по уголовным делам» [24] постановление Пленума Верховного суда СССР от 16.03.1971 г. № 1 признано не действующим на территории Российской Федерации. В действующем постановлении Пленума Верховного суда РФ от 21.12.2010 г. № 28 нет каких-либо априорных оценок доказательственного значения заключения эксперта в той или иной форме. Представляется, что именно такой подход соответствует закрепленному в федеральном законе принципу свободы оценки доказательств (ст. 17 УПК РФ), согласно которому никакие доказательства не имеют заранее установленной силы.
Таким образом, в настоящее время нет повода считать, что вывод эксперта вероятностного характера чем-то хуже категорического вывода. Заключение с любым из этих выводов может служить доказательством в суде. Более того, в некоторых случаях, например при положительных ответах на вопросы идентификационного характера, для обеспечения максимальной обоснованности и объективности заключения следует формулировать выводы именно в вероятностной (вероятной) форме.
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.
The author declare no conflicts of interest.