В начале ХХ века в Киеве проходило торжественное собрание, посвященное юбилею Рудольфа Вирхова. Организаторами собрания выступали научные общества, включавшие лучших представителей всех медицинских специализаций [1].

На заседании выступали многие светила врачебного сообщества. Так, известный патологоанатом, бактериолог и эпидемиолог проф. В.К. Высокович (1854—1912) говорил об исключительных заслугах Вирхова в своей области, а Иван Алексеевич Сикорский (1842—1919), профессор психиатрии, публицист, основатель журнала «Вопросы нервно-психической медицины и психологии», упомянул в своей речи антропологические исследования юбиляра, имеющие непосредственное отношение к психиатрии [1].

Инфекционист, основатель и первый директор медицинского отделения при Высших женских курсах в Киеве проф. С.П. Томашевский (1854—1916) в своем поздравлении, в частности, сказал: «Он первый определил истинный патологический характер сифилитических поражений; ему первому принадлежит заслуга подробного описания тонкого микроскопического строения сифилитических поражений... До него не существовало патологической анатомии сифилиса — он ее создал» (цит. по [1]).

И все выступавшие без исключения крайне высоко оценивали научный вклад Рудольфа Вирхова в своих областях. Действительно, даже сейчас, в начале XXI столетия, трудно назвать область медицины, не испытавшую на себе в ходе исторического развития влияния идей этого замечательного ученого.

Без преувеличения можно утверждать, что и современные теоретики медицины и врачи-практики в той или иной форме обязательно сталкиваются в своей деятельности или упоминают в работах результаты творческого наследия Рудольфа Вирхова. Словно знаменитый Александрийский маяк, указывающий безопасный путь в тихую гавань, возвышается фигура этого великого человека над бушующими волнами медицинского океана страстей и споров, направляя человечество к истинному знанию.

Рудольф Людвиг Карл Вирхов (рис. 1, [28]) родился 13 октября 1821 г. в Шифельбейне (нем. Schivelbein, ныне город Швидвин на северо-западе Польши) и тем самым прославил этот маленький померанский городок на весь мир [2, 3].

Рис. 1. Рудольф Людвиг Карл Вирхов на XII Международном съезде врачей (1897 г., Москва) [28].

Отец и дед будущего ученого занимались ремеслом и торговлей, а бабушка и мать вели домашнее хозяйство. Наиболее известным в широких кругах родственником Вирховых был майор Иоганн (дядя естествоиспытателя), который предложил и внедрил в действующую армию оригинальные фасоны шлемов, портянок и ботинок для солдат [1, 4].

Окончив начальную школу в родном городке, Рудольф поступил в классическую гимназию Кеслина (нем. Köslin, ныне Кошалин в Польше). В годы начальной учебы Вирхов был первым по успеваемости, однако последним по поведению — импульсивный и бескомпромиссный, он снискал себе славу юного спорщика-правдолюба [4—6].

В гимназии юноша продемонстрировал склонность к изучению языков — прекрасно знал греческий и латинский, самостоятельно освоил итальянский. Однако, несмотря на явные лингвистические способности, что предполагало богословское будущее, уже в гимназии Рудольф Вирхов активно готовил себя к занятию медицинскими науками [4].

В 18 лет Рудольф Вирхов поступил на медицинский факультет берлинского Университета Фридриха-Вильгельма (Friedrich-Wilhelms-Universität, с 1949 г. Humboldt-Universität zu Berlin). В университете были богатейшие музеи, отлично оборудованные лаборатории, прекрасная библиотека с почти 50 тыс. наименований в каталоге. Громадным плюсом для стесненного в средствах молодого Вирхова было то, что студенты Университета Фридриха-Вильгельма полностью обеспечивались государством [5].

Одним из университетских учителей Рудольфа Вирхова был Иоганн Петер Мюллер (1801—1858), в то время заведующий кафедрой анатомии.

Мюллер родился в Кобленце в семье бедного сапожника и собирался стать учеником шорника, т.е. также посвятить себя ремесленному делу, но жизнь распорядилась иначе. В процессе учебы юный Иоганн Мюллер сумел великолепно перевести несколько трудов Аристотеля. Успехи талантливого мальчика привлекли внимание учителя начальной школы, который поспособствовал продолжению образования [7, 8]. В 1822 г. после завершения учебы в Боннском университете молодой Иоганн Мюллер получил степень доктора медицины.

Иоганн Мюллер был инициативный, оригинальный и очень самобытный человек — по современным понятиям настоящий «self made man». Так, узнав, что в 1833 г. освободилась должность заведующего кафедрой анатомии в Университете Фридриха-Вильгельма, Мюллер написал министру народного просвещения письмо, в котором буквально требовал своего назначения заведующим, поскольку считал себя единственным достойным претендентом на этот пост [8]. Прочитав письмо, чиновник удивился, однако требование Мюллера было удовлетворено.

В течение своей 25-летней научной деятельности Мюллер написал более 250 оригинальных работ. В физиологии ему принадлежат уникальные исследования органов чувств и голосового аппарата человека с объяснением принципов функционирования, подробное описание ранних этапов развития эмбриона, одно из первых изложений учения о рефлекторной деятельности спинного мозга, фундаментальные исследования химического состава крови и др. Среди достижений Мюллера в патологической анатомии стоит отметить классификацию опухолей (1838), в общих чертах близкую современным представлениям [7].

Необходимо отметить, что немецкая медицина XIX века находилась под значительным влиянием философского учения Фридриха Вильгельма Йозефа Шеллинга (1775—1854), в свете которого все природные явления рассматривались с точки зрения адаптированной объективно-идеалистической диалектики (всем природным явлениям приписывались качества живых организмов). Огромная роль при этом отводилась бессознательно-духовному творческому началу и системе так называемых потенций, характеризующейся полярностью и динамическим единством противоположностей.

При очевидной слабости методической базы естествоиспытателей в начале XIX века такой теоретический подход часто приводил к произвольности и очевидным натяжкам выводов и зачастую к появлению малообоснованных заключений ради сохранения выбранной большинством философской концепции в медицине.

Однако с годами арсенал естественно-научных методов, способных расширить возможности врача-практика, значительно увеличился. В немецких клиниках стали широко внедряться точные измерительные методы. К середине XIX века уже были известны азы клинической термометрии, внедрялись акустические методы, появились плессиметры и фонендоскопы, с помощью кимографа удалось в декартовых координатах зафиксировать функции живого организма. В свои законные права вступила микроскопия как неотъемлемая часть клинического исследования.

И многие немецкие врачи того времени поняли, что союз с философией Шеллинга для объяснения причин болезней скорее бесплоден, чем продуктивен, что болезни нельзя изучать только по книгам и таблицам, а теории и умозаключения, созданные в тиши кабинета, должны уступить место действительности и фактам, обновление медицины должно быть сопряжено с достижениями естественных наук.

Считается [7, 8], что учитель Вирхова И. Мюллер, внесший огромный вклад в естествознание XIX века, был убежденным виталистом. Мюллер признавал необходимость галеновского понятия «vis vitalis» для объяснения природных явлений. В 1835 г. он предложил закон специфической энергии органов чувств, который гласил, что различия в восприятии зрения, слуха и осязания вызваны не самими раздражителями, а различными нервными структурами, отвечающими на действие раздражителей. Мюллер объяснял различия в сигналах (свет, звук) возникновением разной по качеству энергии в самих нервах.

В дальнейшем оказалось [8], что закон Мюллера ошибочный, поскольку энергетической основой сигнала в нейронах всегда является однотипный электрический потенциал действия. Однако при развитии и проверке идей Мюллера была проведена огромная исследовательская работа, которая в 1932 г. (Эдгар Дуглас Эдриан, 1889—1977) и в 1981 г. (Роджер Уолкотт Сперри, 1913— 1994) была отмечена Нобелевскими премиями [9,10].

Закон Мюллера дал основание атеисту Людвигу Фейербаху (1804—1872) яростно критиковать ученого и, по выражению В.И. Ленина (1870—1924), причислить естествоиспытателя-революционера И. Мюллера к «физиологическим идеалистам» [11]. Другими словами, работы естествоиспытателя были настолько значимы для развития миропонимания в XIX веке, что привлекли внимание даже политических деятелей, пытавшихся найти философское оправдание своей деятельности.

Историки науки [7, 8] оценивают школу «виталиста» и «физиологического идеалиста» И. Мюллера как уникальное явление в естествознании новейшего времени. Действительно, в разные годы у Мюллера занимались и оставили восторженные отзывы о годах учебы следующие выдающиеся ученые-естествоиспытатели [7, 8]: Эрнст Вильгельм фон Брюкке (1819—1892) — врач, физиолог и педагог, оказавший значительное влияние на Зигмунда Фрейда; Эрнст Генрих Филипп Август Геккель (1834—1919) — естествоиспытатель и философ, автор терминов «питекантроп», «филогенез», «онтогенез» и «экология»; Герман Людвиг Фердинанд фон Гельмгольц (1821—1894) — знаменитый физик-акустик, врач, физиолог, психолог; патологоанатом и физиолог Фридрих Густав Якоб Генле (1809—1885), открывший названную его именем петлю в нефроне; Эмиль Генрих Дюбуа-Реймон (1818—1896) — основоположник электрофизиологии, автор молекулярной теории биопотенциалов; физиолог Эдуард Фридрих Вильгельм Пфлюгер (1829—1910), основавший в 1868 г. журнал «Archiv für die gesammte Physiologie des Menschen und der Thiere» (ныне «Pflügers Archiv — European Journal of Physiology»); Роберт Ремак (1815—1865) — эмбриолог, физиолог, одним из первых показавший, что новые клетки образуются в результате деления, а также доказавший, что зародышевых листков всего три, и предложивший термины «эктодерма», «мезодерма», «энтодерма»; соавтор клеточной теории Теодор Шванн (1810—1882); Карл Фридрих Вильгельм Людвиг (1816—1895) — основатель Физиологического института при Лейпцигском университете, автор учебника по физиологии человека и классических трудов по иннервации кровеносных сосудов и сердца, первооткрыватель секреторных нервов слюнных желез. Кстати, последний из перечисленных в отличие от своего учителя Мюллера был противником виталистических идей в естественных науках [8].

В общем, молодой Вирхов оказался в достойной компании. Мюллер сразу же отметил его среди остальных учеников и уделял талантливому студенту особое внимание.

Вот что позже писал сам Вирхов о годах учебы: «Немногим, как мне, выпало на долю в каждой важной стадии своего научного развития видеть себя подле нашего учителя <Мюллера>. Его рука направляла первые шаги новичка, его устами как декана мне присуждена была докторская степень, его теплый взгляд встречал я, когда в его деканство читал мою первую пробную лекцию как приват-доцент. Из большого числа учеников я единственный был призван, по его собственному предложению, занять место рядом с ним в тесном кругу факультета, и мне он добровольно предоставил важную область своих исконных владений» (цит. по [4]).

Другой университетский преподаватель, оказавший на студента Вирхова сильное влияние, был профессор Иоганн Лукас Шенлейн (1793—1864), противник натурфилософского направления и основатель так называемой «естественно-исторической» медицинской школы, в основе которой было применение точных методов исследования в клинике с учетом проверенной временем эффективности. Его лекции по частной патологии и внутренним болезням Вирхов слушал в 1841/42 учебном году, а в зимнем семестре следующего учебного года проходил практику в клинике профессора [4].

В этой клинике впервые в Германии были апробированы перкуссия по Ауэнбруггеру, методы обследования Корвизара, плессиметр Пиори, внедрен в повседневную практику врачей стетоскоп Лаэннека. Руководитель клиники профессор Шенлейн часто сам использовал микроскопию для анализа мокроты, крови и образцов живых тканей. Он всегда тщательно изучал посмертные образцы тканей, чтобы повысить точность диагностики и корректировать лечение пациентов [12]. Возможно, именно здесь, в передовой берлинской клинике Шарите под влиянием Шенлейна молодой Вирхов впервые познакомился и беззаветно полюбил микроскопию (рис. 2, [24]).

Рис. 2. Микроскоп Вирхова. Музей истории медицины клиники Шарите (Берлин) [24].

Позже Вирхов любил повторять, что в научных работах он пользовался исключительно «естественно-научным» методом. Такой подход, по его мнению, был в высшей степени материалистичен: патологические процессы объяснялись изменениями материальных (т.е. в понимании Вирхова «наблюдаемых») элементов человеческого тела. И на этом пути исследователь быстро достиг значимых результатов, позволивших большинству медицинского сообщества с легкостью отбросить метафизические и умозрительные объяснения болезненных явлений.

«Патологическая анатомия, — написал Рудольф Вирхов о профессоре Шенлейне, — стала основой его диагностики, а последняя — основой его славы» [13]. Значительно позже уже пенсионер Шенлейн передал одну из книг Вирхова в провинциальную библиотеку своего родного городка и при этом с гордостью произнес: «Он работал у меня прозектором» [12].

Студент Вирхов аккуратно записывал слова авторитетного клинициста и почти 20 лет бережно хранил эти пожелтевшие листы в своем архиве (рис. 3, [24]). Впрочем это было неудивительно, поскольку сам Шенлейн за 40 лет своей профессорской деятельности напечатал лишь 2 статьи объемом около трех печатных страниц. Часто труды талантливого лектора и клинициста находили своего читателя через учеников. Так, профессор Московского университета Г.И. Сокольский (1807—1886) на свои средства издал на русском языке прослушанные в Цюрихе лекции Шенлейна [4].

Рис. 3. Страницы рукописи Вирхова. Музей истории медицины клиники Шарите (Берлин) [24].

В последний год своего студенчества, летом 1843 г., Вирхов исполнял обязанности младшего ординатора в офтальмологическом отделении, где собирал материал для итоговой квалификационной работы.

21 октября 1843 г. под председательством декана медицинского факультета Иоганна Мюллера состоялась публичная защита Вирховым диссертации (лат. название «De rheumate praesertim cornea») [5]. Очевидно, что выбор узкой темы, связанной с заболеванием одного из органов чувств, для будущего универсального патологоанатома был обусловлен творческой данью, отданной учителю И. Мюллеру и его закону о специфической энергии.

Во введении молодой ученый высказал глубокое сожаление, что при изучении глазных болезней, когда, по его мнению, исследователи сталкиваются вплотную с физическими явлениями (законы отражения и преломление света, изменение хрусталика и т.д.), медики практически не применяют уже хорошо зарекомендовавших в естественных науках методы [6].

После успешного завершения учебы в университете Вирхов занял место помощника прозектора в клинике Шарите. В первые же годы своей работы он публикует результаты замечательных исследований о флебите, свертывании крови, лейкемии, воспалении артерий и патологических пигментах. Во всех публикациях содержатся новые факты и оригинальные выводы, подтверждающие особое видение автором проблем патологии [14]. Помимо особенной значимости и практической ценности, ранние работы Вирхова имели огромное значение и для формирования нового научного подхода.

В августе 1845 г. на торжественном заседании по случаю 50-летия Берлинского университета Р. Вирхов прочитал лекцию «О востребованности истинной сути медицины с механистических позиций» [4]. Он жестко критиковал учение о кразах и дискразии, приводя множество фактов, подтверждавших другое представление о крови, а именно как о жидкой ткани.

С помощью морфологической конкретики объясняя как нормальные жизненные проявления, так и патологические процессы, Р. Вирхов оперировал так называемыми механистическими критериями [14]. Необходимо учесть, что эти критерии по своей сути лишь определенные образы, отражающие фиксированную наблюдаемость изменений и позволяющие автору успешно критиковать устаревшую схоластику гуморальной патологии. Усилиями Вирхова медицинская схоластика уходила в прошлое, теряла актуальность и становилась лишь историческим этапом становления медицины. В медицине предлагалось создать доказательную базу.

Сохранились свидетельства [14] об ожесточенной полемике молодого Вирхова со знаменитым венским патологом Карлом фон Рокитанским (1804 — 1878), возглавлявшим гуморальное направление, построенное в основном именно на схоластических принципах.

Критичные научные выступления 25-летнего Вирхова спровоцировали подозрительное отношение к нему со стороны некоторых профессоров и администрации Берлинского университета, ведь молодой талант пока еще не предложил альтернативный подход, а гуморальная теория существовала достаточно давно. Такое отношение несколько осложнило дальнейший служебный рост Вирхова, однако в 1846 г. его все-таки назначают прозектором клиники Шарите.

В 1847 г. Вирхов занимает должность университетского приват-доцента и сразу же сталкивается с проблемой публикации результатов исследований.

В то время многие медицинские журналы отказывались публиковать научные статьи, в основе которых лежали пограничные исследования, т.е. на стыке разных наук, да еще и с применением незнакомых большинству редакторов новейших физико-химических методов. Кроме того, негласное правило для медицинских журналов того времени было следующим: в первую очередь публиковать описания конкретных случаев, а не теоретических обобщений. Медицинская периодика XIX века еще находилась на стадии собирательства и накопления данных. Системный подход к теоретическим проблемам медицины отсутствовал.

Вирхову стало ясно, что для развития медицины необходимо дать возможность научному сообществу комплексного подхода к оценке всех достижений наук о здоровье. Для прогресса обязательно надо было иметь периодическое издание, позволяющее знакомить врачебное сообщество с объединенными клиническими исследованиями и результатами патолого-анатомической работы, а также одновременно сопоставлять и сравнивать все возможные данные о конкретной болезни. Эта идея оказалась весьма плодотворной.

Реализуя ее, Рудольф Вирхов вместе с другим прозектором клиники Шарите Бенно Рейнхардтом (1819—1852) начал издавать журнал — нем. Archiv für pathologische Anatomie und Physiologie und für klinische Medicin (после смерти Вирхова с 1903 г. — Virchows Archiv für pathologische Anatomie und Physiologie und für klinische Medizin; с 2009 г. — Virchows Archiv: European Journal of Pathology, ныне один из самых авторитетных европейских медицинских журналов) [15].

Первый номер вышел в феврале 1847 г. и содержал всего 4 статьи — две самого Вирхова, одну Рейнхардта и одну психиатра Рудольфа Лейбушера (1822—1861) [16]. Несмотря на небольшое число статей, этот номер полностью отражал заявленные задачи нового издания. Долгое время журнал издавался только на немецком языке, первые английские тексты появились лишь в 1960 г.

Однако подозрительное отношение к Вирхову со стороны берлинской профессуры усиливалось. Этому способствовали и поиски молодого ученого правды жизни в политике.

В марте 1848 г. в Берлине произошли кровавые столкновения народа и регулярных войск. В них приняли участие фабричные рабочие, студенты, женщины и дети. На баррикадах был замечен и Рудольф Вирхов. Погибли 270 человек. Убитые вошли в историю Германии как «мартовские павшие» и были торжественно захоронены на специально заложенном кладбище мартовских павших в Кройцберге.

«Как естествоиспытатель я не могу быть никем, кроме республиканца. Республика — единственный строй, где могут быть реализованы законы природы и природа человека», — так Вирхов обосновывал свой политический выбор [17]. Напомним, что в раздробленной Германии того времени остро стоял вопрос о будущем государственном устройстве.

Кроме того, еще в начале 1848 г., вернувшись из Силезии, Вирхов опубликовал весьма странный (по оценке властей) отчет о причинах эпидемии тифа, среди которых первыми указаны нищета и безграмотность населения. И сделал не очень «удобный» для властей вывод: чтобы сохранить здоровье, народ нуждается в свободе и переносе тягот налогообложения с бедных на богатых [14]. И даже открыто поддержал автономию силезских поляков!

В 1849 г. Вирхов переехал в Вюрцбург, получив приглашение местного университета занять место заведующего кафедрой патологической анатомии. В Вюрцбурге Р. Вирхов издает целый ряд важнейших работ по туберкулезу, скрофулезу, амилоидному перерождению, строению соединительной ткани, паренхиматозному воспалению, патологической анатомии тифа, холеры, рака, эхинококкоза, рахита [14].

На основании своих точных фактических наблюдений он давал настолько ясное описание морфологических изменений и верное объяснение сущности процесса, что в основных чертах они сохраняют актуальность и по настоящее время. В современной медицине до сих пор используют введенные Вирховым термины «тромбоз», «эмболия», «лейкемия», «амилоидное перерождение» и др. [6]

Постепенное накопление, систематика и осмысление данных о различных патологических процессах и болезнях привели Вирхова к формулированию основных положений теории клеточной (целлюлярной) патологии, которые были опубликованы в 1855 г.

В качестве доказательств постулатов целлюлярной патологии Р. Вирхов использовал только конкретные зафиксированные наблюдения. Подробный анализ значения теории целлюлярной патологии для развития медицины дан в работах [18, 19], упомянем лишь, что честь первой публикации на русском языке этого концептуального труда принадлежит профессору Московского университета А.И. Полунину [20].

Целлюлярная патология очень быстро получила всеобщее признание. Даже титан конкурентной гуморальной патологии К. фон Рокитанский публично отказался от своих взглядов и признал целлюлярную патологию [4—6, 14].

Необходимо отметить, что, несмотря на споры с Вирховым, вклад Рокитанского в развитие патологической анатомии был также весомым: энтузиаст микроскопического дела, помимо издания знаменитого учебника, он первым сумел изгнать мистику XVIII века из медицины и в первую очередь рассматривал авторитет фактов при изучении болезней.

К концу XIX века целлюлярная патология Вирхова получила всеобщее признание, однако в советской медицине даже в середине XX века эта теория считалась ошибочной. Так, в 1961 г. в учебнике по истории медицины о теории Вирхова можно было прочитать следующее.

«Советские ученые показали, что идейно-методологические основы учения Вирхова метафизичны, что они находятся в резком противоречии с передовой биологической наукой и медициной, с материалистическими представлениями о развитии органического мира, о взаимоотношениях между организмом и окружающей его средой. Огромное количество фактов и данных, накопленных в медицине, особенно в отечественной, с полной очевидностью показало научную несостоятельность доктрины вирховской клеточной патологии, невозможность с помощью ее объяснить сущность патологических явлений» [21].

Очевидно, что в приведенном отрывке основным является политический подтекст, ведь Вирхов не поддерживал доминировавшую в СССР теорию Дарвина, поэтому был идеологическим противником.

В 1856 г. Вирхов при посредничестве хирурга клиники Шарите Теодора Бильрота (1829—1894) получает приглашение занять пост профессора Берлинского университета [4—6]. Любопытно, что возвращение Вирхова в Берлин поддержали и многие политические деятели, которые обратились к руководству Берлинского университета не принимать во внимание политические убеждения талантливого ученого [14].

Вместе с тем еще с событий 1848 г. на политической арене Берлина у Вирхова оставалось много противников. Например, будущий первый канцлер Германской империи, убежденный противник либералов Отто фон Бисмарк (1815—1898) даже вызвал профессора Берлинского университета на дуэль [14].

По одной из версий [22], воспользовавшись правом выбора дуэльного оружия, Рудольф Вирхов пригласил оппонента в ресторан, где повар должен был приготовить две абсолютно одинаковые сочные свиные сосиски, одна из которых содержала бы трихинеллы, а другая нет. Один из дуэлянтов должен были выбрать и съесть сосиску. По задумке Вирхова второй противник съел бы оставшуюся. Тем самым шансы уравнивались, но Отто фон Бисмарк от такого экзотического ужина отказался. Дуэль не состоялась.

Однако этот инцидент не помешал впоследствии (1871 г.) бывшим врагам объединиться под знаменем борьбы с диктатом Римско-католической церкви. Это немецкое политическое движение 70-х годов XIX века было метко названо Р. Вирховым «Kulturkampf» — борьба за культуру — и заставило переосмыслить роль культуры в формировании общечеловеческих ценностей [5, 14].

Своими разработками в области значения культуры для всех людей Рудольф Вирхов задал вектор развития учения о культуре вплоть до выхода в середине ХХ века классических работ американца Лесли Алвина Уайта (1900—1975), автора термина «культурология» (culturology) и создателя современной культурной антропологии [23].

После возвращения Вирхова в Шарите организуется институт патологии по образцу одноименного учреждения в университете Вюрцбурга. В 1857 г. он читает в Берлинском университете первый курс лекций по целлюлярной патологии, а в 1858 г. становится руководителем клиники Шарите. Интересно, что в этот период революционная активность 37-летнего Вирхова значительно тускнеет, риторика становится уже вполне взвешенной — «мы стремимся к реформам, а не к революции», «необходимо сохранить старое и лишь надстроить новое» [17].

Он активно включается в легальную политическую жизнь, в 1859 г. избирается в городской совет Берлина. Как член горсовета он выступал за строительство больниц, торговых залов, отвечающей санитарным требованиям скотобойни, формирует концепцию общественного здравоохранения [5]. Его заботами в Берлине была создана современная канализационная система [14]. С 1880 по 1893 г. Вирхов был депутатом Рейхстага от основанной им же партии прогрессистов (радикальных либералов).

Работая в Шарите, Р. Вирхов выпускает ряд замечательных работ, посвященных патологической анатомии и патогенезу туберкулеза, сифилиса, проказы, многокамерного эхинококкоза, эндокардита, хлороза, трихинеллеза, опухолей. Даже это краткое перечисление свидетельствует о том, что Вирхов был разносторонним исследователем. В изучении органов кровообращения и пищеварения, инфекционных и онкологических болезней — всюду он сумел оставить свой новаторский след.

За свою жизнь Рудольф Вирхов опубликовал около 1 тыс. научных работ [4, 14]. Кроме того, Вирхов создал уникальную коллекцию патолого-анатомических макро- и микропрепаратов. Многие экспонаты иллюстрируют интерес автора к антропологии. Он активно содействовал организации в 1899 г. патологического музея на территории Шарите, куда передал большую часть своей коллекции. В 1998 г. этот музей стал базой для Берлинского музея истории медицины [24].

Всю свою творческую жизнь Рудольф Вирхов никогда не замыкался в пределах своей основной специальности — патологической анатомии. Стремясь понять человека в целом, он долгие годы уделял пристальное внимание не только биологическим, но и гуманитарным аспектам существования человека, тому свидетельство вовлеченность ученого в общественно-политическую жизнь Германии.

Еще одна область гуманитарных интересов Р. Вирхова была связана с археологией. В 1873 г. он участвовал в создании Немецкого антропологического общества и Берлинского общества антропологии, этнологии и древней истории. В течение 33 лет он также издавал и редактировал научно-популярные сборники по этнологии, антропологии и археологии [25]. Вместе с известным немецким археологом Г. Шлиманом (1822—1890) Вирхов принимал участие в раскопках Трои и провел систематизацию найденных там костей и черепов. Ученый организовал сбор средств для создания этнографического музея в Берлине.

Необходимо отметить, что Вирхов был убежденным противником дарвинизма, считая это направление лишенным реальных доказательств, активно возражал против преподавания теории эволюции в школе, и во многом его интерес к гуманитарным аспектам человеческой жизни был продиктован поисками реальных опровержений учения Дарвина [14]. Причем антидарвинизм Вирхова не был связан с религией, поскольку он не верил в Бога и был агностиком.

Во второй половине XIX века исследователи наконец-то уделили внимание костным материалам, принадлежащим предкам человека. Часто обнаруженные различия древних и современных костей относили к проявлениям патологии развития или болезней. Рудольф Вирхов поддерживал именно эту точку зрения.

Он решил, что человек, череп которого был найден в 1856 г. в Неандертале (около Дюссельдорфа), в детстве страдал рахитическим размягчением костей, а в пожилом возрасте — ревматизмом или подагрой, в промежутке же, возможно, получил удар по голове [26]. Согласно заключению Вирхова, сочетание заболеваний якобы обусловило возникновение следующих деформаций: уплощенный свод черепа, убегающий назад лоб, мощный надглазничный валик и отсутствие подбородочного выступа.

Вирхов не отказался от своего толкования и в дальнейшем, когда в Бельгии и Югославии были найдены человеческие останки с аналогичными изменениями черепов. Причем скелеты принадлежали людям разного возраста и даже детям. В общем эти находки были весомыми аргументами для сторонников эволюционной теории, поскольку были обнаружены в разных местах.

Как уже упоминалось выше, Рудольф Вирхов был убежденным антидарвинистом и вместо того, чтобы признать, что современному человеку предшествовал или одновременно существовал другой первобытный человек с рядом характерных костных особенностей, ученый упорно защищал нелепую версию, т.е. оказывается, давным-давно в разных местах люди различных возрастов страдали одинаковыми заболеваниями и все (!) перенесли однотипную травму [27].

Вирхову принадлежат значимые работы по изучению патологических изменений на ископаемом костном материале. Он дал описание отличительных черт суставов пещерных медведей, изучил ряд патологических проявлений на костях древних перуанцев, указал наличие деформирующего артрита (артроза) на костях неолитического человека [27]. Эти результаты привнесли весомую естественно-научную составляющую в антропологию и этнографию, долгое время считавшихся чисто гуманитарными науками. Благодаря Вирхову зародился интерес научного сообщества к болезням древних людей [27]. Он стоял у истоков современной палеопатологии.

На рубеже XIX и XX веков Вирхова часто приглашали на различные международные собрания медиков. Он всегда с радостью откликался на такие просьбы. Авторитет его был крайне высок, речи были весомы, значимы и информационно насыщены, сила убеждения беспримерна, а эрудиция впечатляла. К каждому слову знаменитого профессора Берлинского университета прислушивались и молодые медики, и убеленные сединами опытные врачи-профессионалы.

В августе 1897 г. в Москве на базе клиник на Девичьем поле под председательством Н.В. Склифосовского и Р. Вирхова прошел XII Всемирный съезд врачей [28]. Собралось более 7 тыс. участников из европейских стран, а также из Северной и Южной Америки и нескольких азиатских стран. Из Германии и Австрии приехали почти 800 врачей, из Франции — больше 400 человек.

Участник конгресса, профессор Харьковского университета Н.Ф. Мельников-Разведенков так описывал встречу Вирхова в Москве.

«Особенно притягательным Р. Вирхов показал себя в Патолого-анатомическом институте на Девичьем поле в международной семье патологов. На заседании патологической секции в институте Р. Вирхов был доступным, простым, ласковым, обаятельным. В аудитории он предпочитал теряться в толпе, избегая первых мест, и приводил в немалое смущение молодых врачей, подсаживаясь к ним на стул и запросто задерживая их на месте рукой. Он принимал живое участие в прениях. Особенно охотно он беседовал во время перерывов в кругу патологов. Какой лучезарной улыбкой светилось его одухотворенное лицо, когда он вспоминал былые годы работы со своими, поседевшими ко времени конгресса учениками, бывшими нашими учителями! В Москве Р. Вирхов соединял научными узами русских и немецких патологов» (цит. по [1]).

Восхищенный великолепием университетских клиник в речи на съезде Рудольф Вирхов произнес свою знаменитую фразу: «Учитесь у русских!». Университетские клиники на Девичьем поле того времени были единогласно признаны лучшими в Европе, а фраза Вирхова до сих пор украшает одну из обновленных аудиторий отремонтированного в 2020 г. здания Патолого-анатомического института (Москва, Абрикосовский пер., д. 1).

Рудольф Вирхов прожил долгую и плодотворную жизнь и сохранял работоспособность до последних лет. Однако досадный несчастный случай прервал творческий путь ученого: летом 1902 г., выходя из трамвая, он сломал шейку бедра. Травма сопровождалась осложнениями. Ни внимание врачей, ни старательный уход родственников, ни лечение на курорте в Теплице не смогли помочь пожилому пациенту. Последние месяцы ученый был прикован к постели.

5 сентября 1902 г. выдающийся мультидисциплинарный ученый Рудольф Людвиг Карл Вирхов умер. Он ушел вместе с медициной XIX века, оставив после себя семена идей и методов, проросшие и давшие плоды в XX и XXI веках.

«Профессор Вирхов мертв» — такими короткими, но наполненными глубокого смысла заголовками, откликнулась на смерть ученого даже далекая от европейских проблем общедоступная периодика американского континента [29].

Заключение

Вклад Рудольфа Людвига Карла Вирхова в науки о человеке невозможно рассматривать вне контекста исторического развития всей медицины XIX века. Начав творческий путь с патолого-анатомических исследований и достигнув совершенства в этой области, Вирхов обратил свое внимание на гуманитарную составляющую деятельности человека.

Таким образом, его интерес к политике, культуре, археологии, этнографии, общественному здравоохранению можно без преувеличения связать с целью всей жизни этого уникального ученого, а именно интегрального познания жизни человека. Подтверждением этому служит знаменитое высказывание Вирхова о том, что «болезнь — эта та же жизнь, но в измененных условиях» [17].

Безусловно, наследие Шеллинга и «прах натурфилософии», т.е. стремление к поспешным обобщениям и увлечение сомнительной систематизацией, не могли быть одномоментно выметены из всего здания немецкой теоретической медицины, на то требовалось время. Ускорение процесса было возможно лишь с появлением авторитетного лидера, способного, подобно Мартину Лютеру в богословии, осуществить реформацию сначала немецкой, а потом и мировой медицины.

Таковым лидером и стал Рудольф Вирхов, взявший на себя тяжелую ношу замены разрозненных медицинских систем, основанных на умозрительных гипотезах и аналогиях, на то, что сейчас принято называть «научная медицина». На этом далеко не гладком жизненном пути Рудольфа Вирхова можно выделить три узловых момента.

Во-первых, Вирхов придал медицине черты точной науки. Истины стали доказываться с помощью естественно-научных методов. Под влиянием Вирхова медицинские науки окончательно избавились от наследия средневековой схоластики. Описательное построение итогов медицинских исследований существенно обогатилось доказательной базой. Следствием стало повсеместное утверждение аутопсии в клинических учреждениях для верификации диагноза. Благодаря Вирхову в медицине появился проверочный эталон диагноза, им стало патолого-анатомическое исследование.

Во-вторых, обладая удивительной способностью обобщения клинических и экспериментальных данных, Вирхов сумел не только создать новое теоретическое учение (целлюлярная патология), но и представить многочисленные данные в его пользу.

Любопытно, что тезис о «виталистичности» целлюлярной патологии (принятый, например, в советской медицине) на самом деле лишь по праву приравнивает Рудольфа Вирхова к другому гению медицины, древнеримскому врачу Галену, широко использовавшему «vis vitalis» в своих трудах.

Так же, как и Гален, ставший непререкаемым авторитетом для врачей и анатомов нескольких десятков поколений, Рудольф Вирхов, доказавший значение клеточных образований в развитии болезни, своими трудами наметил путь, через 200 лет приведший к доминированию в медицине методов, основанных на внутриклеточном молекулярном взаимодействии. Ошибки Галена были долгое время канонизированы, а опровержение их дало новый импульс развитию медицины, также и некоторые заблуждения Вирхова привели в итоге к реновации медицинских знаний человечества.

В-третьих, комплексный подход к интегральному изучению человека позволил Рудольфу Вирхову показать, что гуманитарная составляющая деятельности людей играет не меньшую роль в формировании ряда болезней, чем компонента естественно-научная. Основоположник общественного здравоохранения, сторонник борьбы за культуру, антрополог и этнограф Рудольф Вирхов во многом предвосхитил исследования так называемого «феномена человека» в XX веке.

Таким образом, 200-летний юбилей Рудольфа Людвига Карла Вирхова можно считать и юбилеем современной научной медицины, с полным основанием присоединяясь к мнению историков естественных наук [30], разделяющих не только патологическую анатомию, но и всю новейшую медицину на «довирховский» и «вирховский» периоды.

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.

The authors declare no conflicts of interest.