Отношение к суррогатному материнству в мире отнюдь не однозначное. В одних странах оно разрешено и может даже не иметь никаких ограничений, при этом в этих же странах отношение собственно к договорам о суррогатном материнстве может быть диаметрально противоположным; в других странах — оно запрещено; в-третьих — регулирование практически отсутствует либо является фрагментарным. Соответственно, специалисты выделяют три типа юрисдикций в зависимости от их отношения к суррогатному материнству: дружественные по отношению к данному виду вспомогательных репродуктивных технологий (например, Украина и штат Калифорния США); категорически запрещающие суррогатное материнство (например, Франция и Германия); и занимающие относительно нейтральную позицию, где суррогатное материнство либо в известных пределах разрешено (например, Великобритания и Израиль), либо законодательно не урегулировано (например, Бельгия и Венгрия)¹.

Вместе с тем важно понимать, что эта сфера правового регулирования весьма подвижна, и за несколько последних лет положение в целом ряде стран существенно изменилось. Достаточно сказать, что в таких странах как Индия, Непал и Мексика, которые традиционно рассматривались как особенно привлекательные для целей репродуктивного туризма с использованием суррогатного материнства, оно запрещено. Наоборот, например, во Франции допущено некоторое отступление от жесткого правила о запрете суррогатного материнства в той части, в которой оно касалось правовых последствий для ребенка, появившегося на свет за границей в результате трансграничных договоренностей о применении данного метода. В июле 2015 г. Кассационный Суд Франции вынес решение о «юридическом признании и юридической регистрации детей», выношенных суррогатными матерями для французских родителей и рожденных за границей, а Государственный Совет Франции в том же году принял решение о предоставлении таким детям французского гражданства². Это явилось следствием позиции, занятой по данному вопросу Европейским судом по правам человека, в соответствии с которой невозможность признания французским правом статуса детей, рожденных в результате законного применения метода суррогатного материнства за границей, и невозможность признания правовых отношений между такими детьми и их генетическими отцами — это нарушение права на уважение частной жизни, защищаемое статьей 8 Европейской Конвенции о защите основных прав и свобод человека³.

Россию, в соответствии с приведенной выше классификацией, следует отнести к первой категории, то есть к странам, дружественным в отношении суррогатного материнства. Тем не менее, несмотря на то, что российское право является весьма либеральным в отношении суррогатного материнства, правовое регулирование этого метода, как и применения вспомогательных репродуктивных технологий в целом, продолжает оставаться фрагментарным и, кроме того, предусматривает ряд серьезных ограничений⁴.

Что касается собственно договора о суррогатном материнстве, то до недавнего времени такое понятие формально отсутствовало в российском праве, хотя известно, что на практике такие договоры заключались. Напомню, что впервые понятие суррогатного материнства введено в российское право Семейным кодексом РФ 1995 г.⁵, и первый случай применения суррогатного материнства в медицинской практике датируется также 1995 г.⁶ Вместе с тем неурегулированность вопроса о договоре суррогатного материнства на законодательном уровне и, в частности, отсутствие законодательно закрепленного понятия такого договора вносили известную неопределенность в вопрос о том, в какой мере подобного рода договоры юридически могут иметь место. С одной стороны, коль скоро применение метода суррогатного материнства разрешено законом и прямого запрета на заключение договоров о суррогатном материнстве не существовало, они должны были быть признаны легитимными. Это вытекало из одного из базовых принципов гражданского права, касающегося свободы договора, закрепленного в Гражданском кодексе РФ: все, что не запрещено, разрешено⁷. С другой стороны, существовал риск признания договора о суррогатном материнстве недействительным, в частности, на основании статьи 169 ГК РФ как сделки, совершенной с целью, противной основам правопорядка и нравственности⁸.

В значительной мере эта неопределенность получила разрешение в конце 2011 г. с принятием Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан»⁹ (далее — ФЗ 2011 г.), в котором есть специальная статья (статья 55), посвященная применению вспомогательных репродуктивных технологий. Эта статья проясняет позицию законодателя по вопросу о суррогатном материнстве в принципе, вводит понятие договора о суррогатном материнстве и восполняет ряд пробелов в правом регулировании отношений, возникающих в связи с применением этого метода.

С другой стороны, ряд положений указанной статьи сформулирован таким образом, что порождает серьезные вопросы и вытекающую из этого неопределенность ее применения на практике. Кроме того, неразрешенными остались и некоторые вопросы, обусловленные несовершенством принятых ранее и продолжающих действовать правовых норм. К числу таких проблемных областей в контексте договора о суррогатном материнстве относится вопрос о том, кто может быть сторонами такого договора.

Итак, ФЗ 2011 г. в статье 55 (ч. 9) ввел понятие договора о суррогатном материнстве в российское право, дав таким образом однозначно положительный ответ на вопрос о том, можно ли заключать такие договоры¹⁰. Суррогатное материнство определяется в статье 55 как «вынашивание и рождение ребенка (в том числе преждевременные роды) по договору, заключаемому между суррогатной матерью (женщиной, вынашивающей плод после переноса донорского эмбриона) и потенциальными родителями, чьи половые клетки использовались для оплодотворения, либо одинокой женщиной, для которых вынашивание и рождение ребенка невозможно по медицинским показаниям».

В этом определении, казалось бы, законодатель четко ответил на вопрос о том, кто может быть сторонами договора о суррогатном материнстве. Вместе с тем этот ответ не столь однозначен, как могло бы показаться. Из буквального прочтения и толкования приведенного положения ФЗ 2011 г. следует, что такой договор может быть заключен, во-первых, между суррогатной матерью и потенциальными родителями, чьи половые клетки использовались для оплодотворения и для которых вынашивание и рождение ребенка невозможно по медицинским показаниям. Во-вторых, такой договор может быть заключен между суррогатной матерью и одинокой женщиной, для которой вынашивание и рождение ребенка невозможно по медицинским показаниям.

Таким образом, из данного определения следует, что, во-первых, потенциальные родители (как пара, так и одинокая женщина) должны иметь проблемы репродуктивного здоровья и могут идти на программу суррогатного материнства при наличии медицинских показаний. Это в полной мере согласуется с общим подходом, закрепленным в российском праве, которое формально допускает применение методов вспомогательной репродукции (а, следовательно, и суррогатное материнство) только при наличии медицинских показаний: «вспомогательные репродуктивные технологии представляют собой методы лечения бесплодия...» (курсив мой — О.Х.) (ч. 1 ст. 55 ФЗ 2011 г.). Из данного правила есть одно исключение, но оно не касается непосредственно метода суррогатного материнства¹¹.

Во-вторых, из данного определения следует, что возможности одинокой женщины в связи с участием в программе суррогатного материнства не ограничены использованием только ее половых клеток (как это имеет место в случае пары — потенциальных родителей), то есть одинокая женщина может использовать донорский материал и идти по программе «донации ооцитов», если это продиктовано медицинскими показаниями, или, иными словами, быть генетически посторонней рожденному суррогатной матерью ребенку. К сказанному следует добавить, что поскольку речь идет об одинокой женщине, в таком случае лечение бесплодия методами вспомогательной репродукции предполагает также использование искусственной инсеминации с участием донора. Таким образом может оказаться, что рожденный в результате ребенок не будет иметь ни одного родителя, с которым у него будет генетическая связь. В отношении одинокой женщины закон этого не запрещает. Однако аналогичная возможность паре — потенциальным родителям законом не предоставлена; оба потенциальных родителя (обращаю внимание: оба, а не один из них) должны быть, по закону, генетическими родителями вынашиваемого суррогатной матерью ребенка и не могут использовать донорский материал. С юридической точки зрения, найти объяснение такому ограничению возможности использования суррогатного материнства парой — потенциальными родителями едва ли представляется возможным. Можно предположить, что стремление максимально сократить количество ситуаций, когда может быть использовано суррогатное материнство, привело к появлению такой непоследовательной и нелогичной нормы.

Весьма любопытное и в высшей степени сомнительное с этической и правовой точек зрения толкование выражения «чьи половые клетки использовались для оплодотворения» применительно к потенциальным родителям в контексте суррогатного материнства дано российскими юристами в деле Парадизо и Кампанелли против Италии, рассмотренном Европейским Судом по правам человека в 2015 г.¹²В данном деле заявители обжаловали отказ итальянских властей зарегистрировать свидетельство о рождении ребенка, родившегося за рубежом по договору о суррогатном материнстве вследствие отсутствия генетического родства между ним и заявителями. Европейский суд по правам человека признал, что в данном случае допущено нарушение требований статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод, предусматривающей защиту права на уважение частной жизни.

В соответствии с обстоятельствами данного дела итальянская супружеская пара (заявители) из-за бесплодия жены обратилась в московскую клинику, специализирующуюся на вспомогательных репродуктивных технологиях, и заключила договор о гестационном суррогатном материнстве с российской компанией Росюрконсалтинг. После успешной процедуры оплодотворения in vitro два «принадлежащих им (супругам)» эмбриона имплантированы суррогатной матери (п. 6 решения). После рождения ребенка суррогатная мать передала его супружеской паре, и вскоре рождение мальчика зарегистрировано в российском органе загс; в свидетельстве о рождении заявители записаны как юридические родители ребенка. Предполагалось, что мистер Кампанелли (второй заявитель), зарегистрированный как отец мальчика, является также и его генетическим отцом. Однако, как впоследствии выяснилось, ребенок не имел с ним генетической связи. Поскольку в соответствии с итальянским законодательством признание суррогатного материнства допускается только при условии, что у ребенка, рожденного суррогатной матерью есть генетическая связь, по крайней мере, с одним из «родителей-заказчиков», это обстоятельство послужило основанием для непризнания итальянскими властями свидетельства о рождении, выданного российскими компетентными органами, и отобрания мальчика у заявителей.

Из решения Европейского Суда следует, что адвокат, представлявший заявителей в Суде, пытался объяснить, что, поскольку генетический материал «приобретен» (куплен) потенциальными родителями, он стал «их» генетическим материалом, что «позволяло рассматривать их как родителей» (п. 65 решения), таким образом по существу пытаясь приравнять их к генетическим родителям. Европейский Суд не стал заниматься обсуждением этической стороны «действий юриста, который считал совершенно возможным обойти требование наличия генетической связи с одним из будущих родителей путем покупки эмбрионов, которые таким образом становились при этом «его собственными» эмбрионами». Как отметил Суд, вне зависимости от этических соображений, касающихся действий данной компании, «последствия таких действий были очень серьезными для заявителей...» (п. 76 решения).

В-третьих, — возвращаясь к приведенному выше определению договора суррогатного материнства, — из него также вытекает, что стороной этого договора не может быть одинокий мужчина (хотя, как отмечено, может быть одинокая женщина). По всей видимости, такая позиция законодателя в настоящее время объясняется стремлением не допустить мужчин нетрадиционной сексуальной ориентации к программе суррогатного материнства. Однако таким образом права на доступ к методам лечения бесплодия лишаются все одинокие мужчины, имеющие проблемы репродуктивного здоровья, безотносительно их сексуальной ориентации¹³. Не вдаваясь в обсуждение вопроса дискриминации на основании сексуальной ориентации как выходящего за пределы тематики данной статьи¹⁴, ограничусь лишь замечанием, что данная норма не препятствует женщине с нетрадиционной сексуальной ориентацией воспользоваться программой суррогатного материнства, если она в силу состояния здоровья женщины рекомендована ей по медицинским соображениям. Таким образом, норма, закрепленная в части 9 статьи 55 ФЗ 2011 г. вызывает вопросы и с точки зрения ее конституционности, поскольку нарушает принцип равенства прав мужчины и женщины, в частности, в отношении права мужчин на доступ к вспомогательным репродуктивным технологиям для лечения бесплодия наравне с женщинами.

Что касается требований, предъявляемых к женщине, собирающейся выступить в роли суррогатной матери, то положения, которые предусматривались в этом отношении ранее лишь на уровне приказа Минздрава Российской Федерации, теперь получили закрепление в ФЗ 2011 г. (ч. 10 ст. 55)¹⁵. Так, в соответствии с законом суррогатная мать должна быть в возрасте от 20 до 35 лет, должна иметь не менее одного здорового ребенка и быть относительно здорова¹⁶; ее участие в программе суррогатного материнства допускается только при условии ее письменного информированного добровольного согласия на медицинское вмешательство¹⁷.

Кроме этого, в той же части 10 статьи 55 ФЗ 2011 г. содержится еще два важных положения. Первое касается суррогатной матери, состоящей в браке. В таком случае она должна представить дополнительно письменное согласие своего мужа на ее участие в программе суррогатного материнства. На практике до принятия ФЗ 2011 г. клиники по лечению бесплодия, как правило, требовали такое согласие от мужа суррогатной матери (если она была замужем), но это не было закреплено ни в одном нормативном правовом акте. Совершенно очевидно, что такое требование позволяет предупредить ситуацию, при которой муж суррогатной матери, сам того не ведая, может оказаться юридическим отцом рожденного суррогатной матерью ребенка, если она решит воспользоваться своим право оставить ребенка себе!¹⁸.

Второе важное положение в отношении суррогатной матери, закрепленное ФЗ 2011 г., состоит в том, что суррогатная мать не может быть одновременно донором яйцеклетки. Это означает, что суррогатная мать должна быть генетически посторонней ребенку, которого она вынашивает для будущих родителей.

Понимание различия между «гестационным» («полным») и «традиционным» («неполным», или «частичным») суррогатным материнством чрезвычайно важно для анализа этико-правовых проблем, связанных с регулированием суррогатного материнства. При гестационном (полном) суррогатном материнстве яйцеклетка потенциальной (будущей) матери или донорская яйцеклетка, оплодотворенная вне человеческого организма (экстракорпорально, in vitro), переносится в тело суррогатной матери, являющейся таким образом генетически посторонней вынашиваемому ею ребенку. При традиционном (частичном или неполном) суррогатном материнстве фактически происходит всего лишь искусственная инсеминация женщины, которая вынашивает генетически «своего» ребенка и после родов передает его будущим родителям («родителям-заказчикам»)¹⁹; строго говоря, в таких случаях, как правило, даже не приходится говорить об экстракорпоральном оплодотворении.

С таким традиционным (неполным) суррогатным материнством связан один из первых громких скандалов на Западе, разразившийся в связи с известным американским делом «Бэби М», в котором суррогатная мать, в отношении которой произведена процедура искусственной инсеминации, согласилась по договору с супругами Стерн (поскольку жена страдала бесплодием) выносить для них ребенка и после родов передать им ребенка²⁰. Однако в нарушение договоренности после рождения девочки суррогатная мать, являвшаяся ее генетической матерью, отказалась передавать девочку супругам Стерн, сказав, что она очень привязалась к дочке. Мистер Стерн, генетический отец девочки, получил решение суда о принудительном исполнении договора и возвращении ему ребенка. В результате у суррогатной матери ребенок отобран силой и возвращен супругам Стерн. Суд передал права единоличной родительской опеки отцу девочки — мистеру Стерну, признав, тем не менее, суррогатную мать юридической матерью ребенка и предоставив ей право посещать ребенка.

Таким образом, при традиционном суррогатном материнстве женщина, вынашивающая ребенка, является его генетической матерью; после родов она передает будущим родителям (родителям-заказчикам) своего родного ребенка. Такая женщина по существу не является суррогатной матерью, она настоящая генетическая мать ребенка, выношенного и рожденного «по заказу». Поэтому, как представляется, термин «традиционное суррогатное материнство» является некорректным, неверным по существу и вводящим в заблуждение. Он появился в западной юридической литературе достаточно давно, и его прочное укоренение в юридическом языке связывают с уже упоминавшимся делом «Бэби М.», хотя возникновение договоров о суррогатном материнстве датируется примерно 1976 г.²¹ Считается, что термин «традиционное суррогатное материнство» относит нас к Ветхому Завету, в котором описаны три случая, когда из-за бесплодия жены супругам приходилось прибегать к помощи служанки²². Однако способы решения проблемы бесплодия в те далекие времена не предусматривали возможности экстракорпорального оплодотворения, суррогатного материнства тогда не существовало, да и Ветхий Завет не содержит такого термина²³. В таких случаях мы скорее можем говорить о «суррогатной жене»²⁴, а не о суррогатной матери. Поэтому, как представляется, проведение параллелей между библейскими историями и современными методами лечения бесплодия в известном смысле затушевывает суть проблемы и усложняет решение и без того сложного вопроса.

Российское право с самого начала, с принятия первых нормативных актов, регламентирующих вопросы вспомогательной репродукции, признавало законным только полное, или гестационное, суррогатное материнство. Семейный кодекс РФ 1995 г., который ввел термин «суррогатная мать» в российскую юридическую лексику, предусматривает (ч. 2 п. 4 ст. 51), что «лица, состоящие в браке между собой и давшие свое согласие в письменной форме на имплантацию эмбриона другой женщине в целях его вынашивания, могут быть записаны родителями ребенка только с согласия женщины, родившей ребенка (суррогатной матери)». Таким образом, можно сделать вывод, что российское право изначально не предусматривало возможности традиционного суррогатного материнства; в Семейном кодексе речь идет об имплантации эмбриона другой женщине в целях его вынашивания, что означает гестационное суррогатное материнство²⁵. Более того, напомню, что в соответствии с российским правом женщина, являющаяся генетической матерью рожденного ею ребенка, может передать его другому лицу только с соблюдением строго регламентированной процедуры усыновления, нарушение которой может повлечь, в зависимости от обстоятельств, административную и/или уголовную ответственность. С этой точки зрения ФЗ 2011 г., предусмотревший требование, чтобы суррогатная мать не являлась генетической матерью, не внес ничего принципиально нового в российское право. Вместе с тем ценность этого положения состоит в том, что в нем четко и ясно в контексте регулирования применения вспомогательных репродуктивных технологий сформулировано правило о недопустимости традиционного суррогатного материнства, которое, хотя и вытекало из ряда действующих правовых норм, в столь однозначной форме прежде не сформулировано.

Вопрос о том, кто может быть сторонами договора о суррогатном материнстве, имеет еще один важный аспект, который никаким образом не отражен ни в статье 55 ФЗ 2011, ни в каком-либо ином нормативном правовом акте Российской Федерации, и до недавнего времени не привлекал особого внимания специалистов. Это вопрос о том, должны ли лица, собирающиеся участвовать в программе суррогатного материнства («потенциальные родители»), проходить предварительно какую-либо проверку на предмет их способности выполнять надлежащим образом свои родительские обязанности в отношении ребенка, который будет рожден в результате применения метода суррогатного материнства, и соответствия их участия в программе суррогатного материнства принципу наилучших интересов рожденного таким образом ребенка. Этот вопрос возник особенно остро в связи с несколькими случаями, получившими большую огласку в зарубежных средствах массовой информации в течение последних лет, когда лица, получившие детей в результате использования механизма трансграничного суррогатного материнства, признаны виновными в совершении сексуального насилия в отношении этих детей, либо имели в прошлом судимость за подобного рода преступления²⁶.

Как уже отмечалось выше, российское право, формально, допускает применение методов вспомогательной репродукции (а, следовательно, и суррогатное материнство) только при наличии медицинских показаний. В соответствии с Приказом Минздрава России от 30 августа 2012 г. №107н «О порядке использования вспомогательных репродуктивных технологий, противопоказаниях и ограничениях к их применению» перечень противопоказаний к проведению базовой программы вспомогательных репродуктивных технологий, помимо сугубо медицинских противопоказаний, включает также только психические расстройства²⁷.

Многое при выработке подходов к решению вопроса о доступе к новым репродуктивным технологиям и, соответственно, о том, кто может вступать в программу суррогатного материнства и заключать договор о суррогатном материнстве, зависит от того, как мы понимаем собственно применение методов вспомогательной репродукции. Если мы понимаем это как метод лечения бесплодия — а, как показано выше, наше законодательство закрепляет именно такой подход, — то это своего рода «имитация естественного зачатия»; значит, мы должны признать за каждым человеком, имеющим проблемы в области репродуктивного здоровья, право свободного доступа к методам вспомогательной репродукции. В обычной жизни и мужчины, и женщины не испрашивают какого-либо специального разрешения и не подлежат «лицензированию» как будущие родители²⁸. К счастью, закон не предусматривает никаких ограничений права человека иметь детей и не содержит никаких указаний на этот счет. Если впоследствии выясняется, что родители не выполняют своих обязанностей или злоупотребляют ими, может встать вопрос об ограничении их родительских прав или даже лишении их родительских прав полностью²⁹.

Однако ситуация, которая складывается в связи с применением метода суррогатного материнства, особенно в его трансграничном варианте, предоставляет нам достаточное количество оснований для того, чтобы всерьез задуматься об установлении определенных «фильтров» в доступе к суррогатному материнству, причем на самой ранней стадии — до начала каких-либо медицинских процедур. Практика «предварительного одобрения» программы суррогатного материнства уже начинает получать распространение в западных странах; оно проводится либо судом, либо специальной этической комиссией в каждом конкретном случае отдельно³⁰. Такое «предварительное одобрение» имеет целью, в том числе, «оценить», в какой мере будут защищены интересы ребенка, который будет рожден в результате применения метода суррогатного материнства, в какой мере он будет защищен от возможного причинения ему вреда и в какой мере будут обеспечены его наилучшие интересы, как этого требует статья 3 Конвенции ООН о правах ребенка 1989 г.³¹

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.

---

¹Trimming K, Beaumont P. General Report on Surrogacy. International Surrogacy Arrangements: Legal Regulation at the International Level. Ed. by K. Trimming and P. Beaumont. Hart Publishing: Oxford; 2013: 443. См. также: Е.В. Вершинина, Е.В. Кабатова, М.О. Яшметова. Суррогатное материнство в России и зарубежных странах: сравнительно-правовой. Семейное и жилищное право. 2011;1:3-6.

²Пресс-релиз решений Кассационного Суда Франции от 3 июля 2915 г. (Ссылка активна на 10.03.21): https://www.courdecassation.fr/documents_traduits_2850/english_2851/the_transcription_7252/press_release_32236.html. Заключительные замечания Комитета ООН по правам ребенка по пятому периодическому докладу Франции от 29 января 2016 г., пункт 31. (Ссылка активна на 10.03.21): https://tbinternet.ohchr.org/_layouts/treatybodyexternal/Download.aspx?symbolno=CRC%2fC%2fFRA%2fCO%2f5&Lang=en

³Mennesson v. France. ECHR (Application No. 65192/11), Judgment 26 June 2014; Labassee v. France. ECHR (Application No. 65192/11), Judgment 26 June 2014. Такая тенденция характерна и для других стран, содержащих строгие запреты суррогатного материнства. См.: Scherpe J.M. The Present and Future of European Family Law. Vol. IV of the European Family Law. Cheltenham, UK: Edward Elgar Publishing; 2016;93-94.

⁴К числу одного из наиболее существенных следует отнести право суррогатной матери оставить себе ребенка, а не передавать его потенциальным родителям (Семейный кодекс РФ, ч. 2 п. 4 ст. 51).

⁵Семейный кодекс РФ (ч. 2 п. 4 ст. 51) предусматривает, что «лица, состоящие в браке между собой и давшие свое согласие в письменной форме на имплантацию эмбриона другой женщине в целях его вынашивания, могут быть записаны родителями ребенка только с согласия женщины, родившей ребенка (суррогатной матери)».

⁶Корсак В.С., Исакова Э.В., Воробьева О.А., Цирюльников М.В., Аржанова О.Н. Первый в России опыт осуществления программы суррогатного материнства. Проблемы репродукции. 1996;2:45 и след.

⁷В соответствии с пунктом 2 статьи 421 ГК РФ «Свобода договора», «стороны могут заключить договор как предусмотренный, так и не предусмотренный законом или иными правовыми актами». Кроме того в пункте 1 статьи 8 ГК РФ предусмотрено, что гражданские права и обязанности возникают, в том числе, «из договоров и иных сделок, предусмотренных законом, а также из договоров и иных сделок, хотя и не предусмотренных законом, но не противоречащих ему...».

⁸В зависимости от того, как сформулированы условия рассматриваемого договора, такой риск продолжает существовать и в настоящее время.

⁹ФЗ от 21 ноября 2011 г. №323-ФЗ.

¹⁰В ноябре 2016 г. в российской прессе опубликована статья о споре между суррогатной матерью и «заказчиком», отказавшемся забрать рожденного суррогатной матерью ребенка, о выплате ей обусловленной в договоре о суррогатном материнстве суммы. Оставляя в стороне обстоятельства данного дела как не относящиеся непосредственно к теме данной статьи, отмечу лишь, что суд, рассматривавший данный спор, присудил ответчику выплату в пользу суррогатной матери — сумму, обозначенную в договоре, тем самым признав действительность самого договора о суррогатном материнстве. См.: «Чужая родня». Российская газета. №7132(264), 21 ноября 2016 г.

¹¹В соответствии с Приказом Минздрава России от 30 августа 2012 г. №107н «О порядке использования вспомогательных репродуктивных технологий, противопоказаниях и ограничениях к их применению» одним из показаний для проведения искусственной инсеминации является отсутствие у женщины полового партнера (п. 84).

¹²Paradiso and Campanelli v. Italy. Application No. 25358/12, Judgment of 27 January 2015 (передано на рассмотрение Большой палаты).

¹³Право каждой совершеннолетней женщины детородного возраста «на искусственное оплодотворение и имплантацию эмбриона» впервые закреплено в Основах законодательства РФ об охране здоровья граждан 1993 г. (ст. 35). Однако, как представляется, отсутствие в российском праве аналогичной нормы, закреплявшей право мужчины на доступ к методам вспомогательной репродукции, по крайней мере, во время разработки проекта закона 1993 г. не означало, что мужчина в случае бесплодия лишался возможности обратиться в медицинское учреждение за оказанием ему соответствующей медицинской услуги. См. подробнее об этом: Хазова О.А. Правовые аспекты применения вспомогательных репродуктивных технологий в России. Современное медицинское право в России и за рубежом. Сб. научн. тр. Отв. ред. Дубовик О.Л., Пивоваров Ю.С. М.: ИНИОН; 2003;200-202.

¹⁴См.: Защита личности от дискриминации (в трех томах). Т. 3. М.: Новая юстиция; 2006;293 и след.

¹⁵Приказ Минздрава России от 26.02.03 №67 «О применении вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ) в терапии женского и мужского бесплодия», пункт 7.

¹⁶Женщина, желающая выступить в роли суррогатной матери, должна представить медицинское заключение об удовлетворительном состоянии здоровья.

¹⁷Что подразумевает такое согласие, какова должна быть степень информированности женщины, собирающейся выступить в роли суррогатной матери, относительно всех рисков и негативных последствий ее участия в этой программе — это вопросы, юридическая сторона которых также принадлежит к числу малоразработанных. См. об этом, например: Чернышева Ю.А. Суррогатное материнство в РФ: уголовно-правовое, криминологическое и социально-правовое исследование. М.: Юрлитинформ; 2013;23 и след.

¹⁸В российском семейном праве действует презумпция отцовства мужа матери ребенка. Это означает, что в результате применения ВРТ с участием суррогатной матери в равной степени оказываются затронутыми права и законные интересы ее мужа, поскольку отцом ребенка, рожденного в браке, предполагается муж матери. Поэтому, если женщина, состоящая в браке, решила принять участие в программе суррогатного материнства, не согласовав это со своим мужем, а затем решила оставить ребенка у себя, ее муж будет считаться отцом этого ребенка со всеми вытекающими отсюда последствиями.

¹⁹Ethical Issues in Modern Medicine. 5^th ed. Ed. by J.D. Arras and B. Steinbock. California; 1999;407-444; Garrison M. Law Making for Baby Making: AnInterpretive Approach to the Determination of Legal Parentage. Harvard Law Review; February; 2000;835.

²⁰Matter of Baby M (1988, NJ) 537 A2d 1227.

²¹Field M. Surrogate Motherhood. The Legal and Human Issues. Cambridge (Mass.). 1990;5.

²²«Но Сара, жена Аврамова, не рождала ему. У ней была служанка Египтянка, именем Агарь. 2 И сказала Сара Авраму, вот, Господь заключил чрево мое, чтобы мне не рожать; войди же к служанке моей; может быть, я буду иметь детей от нее; Авраам послушался слов Сары… 4 Он вошел к Агари, и она зачала». Бытие 16. См. также историю Рахили и ее служанки Валлы и историю Лии и ее служанки Зелфы. Бытие 30.

²³См. исторический обзор заменяющего материнства как средства преодоления бесплодия в кн.: Романовский Г.Б. Правовое регулирование вспомогательных репродуктивных технологий (на примере суррогатного материнства). М.: Юрлитинформ; 2011;5 и след.

²⁴Field M. Op. cit. (Surrogate Motherhood. The Legal and Human Issues. Cambridge (Mass.) 1990: 5.)

²⁵См. об этом также: Чернышева Ю.А. Указ. соч. С. 14. Хотя, в принципе, можно представить себе ситуацию, когда суррогатная мать является донором яйцеклетки, но оплодотворение происходит in vitro, после чего эмбрион «имплантируется» суррогатной матери.

²⁶См. например: https://www.thejc.com/news/israel-news/108352/israeli-horror-sex-abuser-adopts-girl-4, ссылка активна на 10.03.2021. https://www.smh.com.au/world/australian-surrogate-father-allegedly-abused-twins-from-thailand-20140901-10b7m3.html; https://www.smh.com.au/national/man-pleads-guilty-to-sexually-abusing-his-twin-surrogate-babies-20160421-goc83m.html, ссылка активна на 10.03.2021.

²⁷Приложение №2 к Приказу.

²⁸Harris J. Rights and Reproductive Choice. The Future of Human Reproduction. Ed. by J. Harris and S. Holm. Oxford; 1998;6-7.

²⁹Семейный кодекс РФ, ст. 73, 69.

³⁰См.: Trimming K., Beaumont P. Op. cit. P. 458-459.

³¹«Статья 3. 1. Во всех действиях в отношении детей, независимо от того, предпринимаются они государственными или частными учреждениями, занимающимися вопросами социального обеспечения, судами, административными или законодательными органами, первоочередное внимание уделяется наилучшему обеспечению интересов ребенка».