Введение

Суицид является одной из основных причин преждевременной смертности населения Земли от неинфекционных заболеваний [1]. По данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), Российская Федерация занимает девятое место в Мире по уровню самоубийств — более 25 случаев на 100 000 населения страны [2]. Значительная часть самоубийств происходит в возрастной группе от 15 до 24 лет, с преобладанием мужского суицида [3]. В России пик суицидов среди молодежи приходится на возраст 19—23 года [4].

Изучение причин самоубийств носит комплексный характер, объединяющий медицинские, биологические, психологические, социальные, культурные, религиозные, экономические и демографические основания [5—7].

Большинство работ, посвященных эндогенным факторам суицидальности, концентрируется на исследовании генетической, нейрофизиологической и психологической обусловленности аутоагрессии [8]. По итогам масштабного исследования жителей Европы выявлена опосредованная связь риска суицидального поведения с рядом однонуклеотидных полиморфизмов: rs34053895, rs34399104, rs35256367, rs35502061, rs35518298, rs66828456 [9]. При этом очевидно, что суицидальное поведение как фенотипическое явление должно регулироваться множеством генов, генетические основания метаболических и структурных характеристик труднообъяснимы, и их связь с изучаемым поведенческим фенотипом, особенно таким как самоубийство, часто недоказуема [10]. Пол как сложный фенотипический признак вносит свою лепту в механизмы суицидальности человека. Соотношение смертности от самоубийств мужчин и женщин в России в среднем по всем возрастным группам достигает 4,6:1, что обусловлено комплексом как биологических, так и психосоциальных факторов [11]. Детально исследованы нейрофизиологические механизмы суицидального поведения. Показано, что развитие суицидальности обусловливается снижением нейродинамических характеристик левой префронтальной коры и повышением активности правых каудальных и височных отделов. Данные явления провоцируют снижение способности обрабатывать эмоционально-позитивную информацию, затруднение поиска возможных конструктивных способов совладания со стрессом при одновременном усилении систем, обрабатывающих негативные эмоции, отвечающих за развитие тревоги, повышенной вспыльчивости и импульсивности [12]. Охарактеризована роль стресс-реактивности в инициации развития суицидальности [13]. Так, установлено, что профессиональная деятельность, провоцирующая развитие острого и/или хронического стресса, повышает риск самоубийств [14]. Стрессом опосредовано нарушение метаболизма триптофана в сторону синтеза кинуренина и интенсификации распада серотонина, что создает предпосылки суицидального поведения [15]. Дисбаланс системы серотониновых нейротрансмиттеров, характерный для стресса, ведет к нарушению когнитивного контроля настроения, пессимизму, агрессивности, развитию избыточной реакции на предъявление негативных социальных стимулов, чрезмерной эмоциональной боли, к суицидальным мыслям и суицидальным поступкам [16].

В ранее выполненных собственных исследованиях определена связь фактического проявления суицидальных действий с уровнем общей неспецифической реактивности организма. Среди респондентов, совершивших суицидальные попытки, доля индивидов с высокой реактивностью составила 80% на фоне относительно незначительного числа лиц со средней (10%) и низкой (10%) неспецифической реактивностью [17]. Кроме того, обоснована генетически детерминированная интегративность психофизиологических проявлений общей неспецифической реактивности организма [18], обеспечившая возможность оценки стрессоустойчивости [19] и суицидальности [20] человека.

Психологическая обусловленность аутоагрессии, как правило, анализируется с точки зрения эмоционально-личностной сферы человека в совокупности с социально-психологической характеристикой исследуемых ситуаций [5]. Как среди мужчин, так и среди женщин, проявивших суицидальное поведение, отмечается повышенный уровень табакокурения, потребления алкоголя и наркотических веществ [21], что можно ассоциировать с эндогенной востребованностью адаптогенов, которыми по существу являются легальные и нелегальные психоактивные вещества.

На этом фоне эндогенных факторов суицидальности выделяются исследования соматической детерминированности риска аутоагрессии. В результате выполнения масштабного исследования в Германии выявлена связь хронической соматической заболеваемости у детей и подростков с депрессивностью, ассоциированной с суицидальностью [22]. Определено, что хроническая боль, расстройства сна, мигрень, психогенная головная боль, синдром дефицита внимания и гиперактивности, утомляемость, десинхронозы, ревматоидные состояния, патология со стороны сердечно-сосудистой системы и желудочно-кишечного тракта увеличивают риск суицидов [23—26].

Представленные данные предполагают наличие связей между отдельными симптомами психосоматических расстройств и стандартными показателями суицидальности. Китайскими учеными изучены связи соматических отклонений с суицидальными идеациями у более 2 тыс. респондентов. В перечень соматических отклонений входили различные болевые ощущения, жалобы на плохое физическое самочувствие в целом, бессонница ночью и сонливость днем, потеря веса различной этиологии. Выявлено, что соматические нарушения преобладают у лиц с выраженным депрессивным расстройством и статистически значимо связаны с высоким риском суицида. Однако, как отмечают исследователи, какие именно соматические симптомы проявляются в качестве наиболее значимых индикаторов суицидального поведения, остается неясным [27].

С точки зрения профилактической медицины для оперативного выявления состояний, характеризующих развитие суицидального напряжения, представляется целесообразным конкретизировать комплекс психосоматических реакций, типично проявляемых у человека при риске аутоагрессии. В качестве объекта исследования следует задействовать социально благополучную генетически однородную когорту студенческой молодежи в возрасте 19—23 лет, представителей населения регионов с повышенным уровнем смертности от самоубийств. Студенческая молодежь как группа населения, наименее зависимая от негативного влияния факторов среды, в целом характеризуется экономическим, социальным, физическим и психическим благополучием, что минимизирует риск экзогенно обусловленных причин суицидальности. Возраст совершеннолетия и относительная самостоятельность, определяемая социальным статусом студента, наделяют индивида свободой выбора форм поведения, что по существу отражает эндогенную потребность человека в реализации действий и поступков. Оптимальным модельным регионом для данного исследования является Архангельская область, в совокупности характеризующаяся генетической однородностью населения и относительно высоким уровнем смертности от самоубийств в Российской Федерации [28].

Цель исследования — выявить психосоматические предпосылки суицидальности с учетом пола человека.

Материал и методы

Формирование выборочной совокупности участников исследования осуществлялось из 134 студентов 7 академических групп ФГАОУ ВО «Северный (Арктический) федеральный университет имени М.В. Ломоносова» Минобрнауки России (Архангельск). Для последующей работы отобраны 51 мужчина и 50 женщин, обладающих следующими признаками: возраст 19—23 года, русские, родившиеся на территории Архангельской области; воспитывавшиеся в полной, социально благополучной семье; не имеющие финансовых и бытовых проблем; не имеющие хронических соматических и неврологических заболеваний. Отбор респондентов выполнен посредством анализа документов, оценки экспертов, личной беседы. Отказов от участия в исследовании не было. Все работы проведены в соответствии с принципами Всеобщей декларации о биоэтике и правах человека, в части статей 4 (благо и вред), 5 (самостоятельность и индивидуальная ответственность), 6 (согласие) и 9 (неприкосновенность частной жизни и конфиденциальность) [29].

Поперечное исследование выполняли в марте 2023 г. в очном режиме, анонимно, во время плановых учебных занятий, используя бланковое тестирование. Склонность к аутоагрессии определяли по методике Т.Н. Разуваевой, оценивая три основных диагностических концепта: аффективность, отражающую импульсивный компонент суицидальности; несостоятельность, выявляющую комплекс неполноценности; временную перспективу, определяющую неразрешимость текущих проблем. Рассчитывали суммарную выраженность всех учитываемых показателей суицидальности по Т.Н. Разуваевой [30]. Выраженность суицидальных идеаций оценивали по модулю суицидальных идей Колумбийской шкалы серьезности суицидальных намерений (C-SSRS) [30]. В качестве контрольных индикаторов суицидальности использовали 2 показателя: основной — уровень проявления суицидальных мыслей (никогда — редко — периодически — часто — постоянно) [31]; дополнительный, отражающий психосоматический и психофизиологический риск суицидальных действий, — уровень неспецифической реактивности [32], определяемый посредством суммирования положительных ответов на 11 вопросов-утверждений, прямо связанных с показателями функционального проявления общей неспецифической реактивности организма человека. Для выявления признаков психосоматических расстройств применяли Гиссенский опросник соматических жалоб [30]. Удовлетворенность жизнью оценивали по показателю G3 методики ВОЗ КЖ-100 [30]. Психологический статус определяли по показателям Фрайбургского многофакторного личностного опросника (FPI) [33], а также по показателям акцентуаций темперамента и характера [34]. Опыт и уровень потребления психоактивных веществ (алкоголь, табак, наркотические вещества) оценивали по результатам ответов на вопросы, содержащие варианты выбора следующих позиций: отсутствие потребления; потребление 1 раз в месяц и реже; потребление 2—4 раза в месяц; потребление 2—3 раза в неделю; потребление 4 раза в неделю и чаще.

Формирование базы данных первичной информации и статистическая обработка результатов исследования проведены в программах MS Excel 2007 (12.0.6611.1000; «Microsoft Corporation», США), Statistica 6.0 («StatSoft Inc.», США). Для оценки выраженности и направленности связей анализируемых показателей рассчитывали коэффициент корреляции Спирмена. Оценку качественных признаков (сравнение исследуемых показателей) осуществляли с применением непараметрических критериев статистики, методом Вилкоксона—Манна—Уитни, с расчетом медианы (Me), первого и третьего квартилей [Q₁; Q₃].

Результаты и обсуждение

На первом этапе анализа данных оценивались связи уровня суицидальных идеаций и уровня неспецифической реактивности как потенциальных предикторов суицидального поведения с выраженностью психосоматических [27], поведенческих [21] и психологических [35] показателей потенциальной склонности участников исследования к аутоагрессии (табл. 1).

Таблица 1. Корреляционные связи индикаторов суицидальности с некоторыми показателями психосоматического, поведенческого и психологического риска аутоагрессии

Примечание. * — p≤0,05; ** — p≤0,01; *** — p≤0,001.

Полученные результаты (см. табл. 1) демонстрируют системность проявления линейных положительных связей выраженности суицидальных идеаций, а также уровня неспецифической реактивности с показателями потенциального риска аутоагрессии, в том числе психосоматического характера. Подтверждена интегративность используемых индикаторов суицидальности, между ними выявлена статистически значимая прямая корреляция (r=0,276, p=0,007). При этом опосредованно доказана универсальность связи уровня общей неспецифической реактивности организма как с показателями потенциального риска самоубийства, так и с фактическим проявлением суицидальных действий, охарактеризованным в ранее выполненном собственном исследовании [17], где высокая реактивность в 8 из 10 случаев определялась у лиц, ранее совершивших суицидальные попытки. Выявленная взаимосвязь объяснима с точки зрения психофизиологической характеристики общей неспецифической реактивности, когда высокий уровень реактивности сопряжен с симпатикотонией. Ранее предпринятое исследование продемонстрировало значимую выраженность индекса напряжения (ИН) и баланса компонентов вегетативной нервной системы (LF/HF) у индивидов с высоким уровнем реактивности, что свидетельствует об их склонности к симпатикотонии, обусловливающей риск развития нервно-психического напряжения [36]. В свою очередь в работе С.У. Данбаева (2008) доказана прямая связь симпатикотонии с суицидальным поведением человека [37]. Для дальнейшего анализа исследуемых данных всех испытуемых разделили на 2 группы в зависимости от отсутствия или наличия суицидальных идеаций. Выделили основные показатели психосоматических расстройств, связанных с болевыми ощущениями и признаками физической дезадаптации (головная боль, боль в области сердца, боль в области желудка, боль в области живота, утомляемость). По информации П.Б. Зотова и соавт. (2018), представивших обзор литературы о риске суицидального поведения при различных соматических заболеваниях, именно хронические болевые ощущения в 2—3 раза увеличивают риск суицида в течение жизни [25]. В отношении утомляемости как признака дезадаптации и суицидальности следует обратиться к результатам эмпирического исследования Е.В. Храмова (2020), которые подтверждают, что физическая дезадаптация, интегративно проявляющаяся «плохим физическим самочувствием», положительно связана с риском суицидального поведения [24].

Затем по каждому анализируемому показателю рассчитали медиану (Me), первый и третий квартили [Q₁; Q₃] в группах наблюдения для мужчин и для женщин (табл. 2).

Таблица 2. Сравнительная выраженность показателей психосоматической напряженности у мужчин и женщин, характеризующихся отсутствием или наличием суицидальных идеаций

Сравнительный расчет выраженности симптомов психосоматического напряжения в группах наблюдения выявил, что статистически значимое преобладание большинства исследуемых показателей (боль в области сердца, боль в области желудка, боль в области живота, утомляемость) при наличии суицидальных идеаций наблюдается только у мужчин. Головная боль в большей степени характерна для женщин, проявляющих суицидальные идеации, относительно женщин, не думающих о суициде (преобладание на уровне тенденции к статистически значимому уровню различий — p=0,062). Полученные результаты косвенно подтверждают известный «гендерный парадокс в суицидологии» — наличие суицидальных мыслей у женщин в меньшей степени, нежели у мужчин, свидетельствует о формировании мотивации суицидальных поступков [38]. Возможно, свою роль в этом играют гендерные различия в самоотчетах о суицидальных мыслях, так как женщины более склонны сообщать даже о незначительных психологических проблемах, в то время как мужчины их не фиксируют в сознании [11]. Следует предположить, что суицидальные идеации у мужчин — это осознанная проблемная ситуация, системно связанная с психологической, функциональной и соматической дезадаптацией, а у женщин — чаще размышления о возможных действиях в сложных жизненных ситуациях. Кроме этого, в результате ранее выполненных собственных исследований определено, что максимальное развитие системной дезадаптации при предъявлении хронического средового воздействия свойственно в большей степени мужчинам, чем женщинам. По всему спектру исследуемых симптомов дезадаптации как в соматической (головная боль, боль в области желудка, сердца, живота), так и в психической (депрессивные состояния, суицидальные идеации) сфере характерно их превалирование у мужчин [37].

Результаты последующего анализа связей ключевых диагностических концептов аутоагрессии (по Т.Н. Разуваевой) — аффективности, несостоятельности, временной перспективы и суммарной выраженности учитываемых показателей суицидальности с проявлениями анализируемых показателей психосоматических расстройств — отражены на рис. 1—4.

Рис. 1. Корреляционные связи аффективности с некоторыми симптомами психосоматической дизадаптации.

Здесь и на рис. 2—4: * — p≤0,05; здесь и на рис. 2—3: ** — p≤0,01.

Рис. 2. Корреляционные связи несостоятельности с некоторыми симптомами психосоматической дизадаптации.

Рис. 3. Корреляционные связи временной перспективы с некоторыми симптомами психосоматической дизадаптации.

Рис. 4. Корреляционные связи суммарной выраженности показателей суицидальности с некоторыми симптомами психосоматической дизадаптации.

Как следует из представленных данных, аффективность (см. рис. 1), отражающая импульсивный компонент аутоагресии, проявляет статистически значимую прямую связь с болью в области сердца, болью в области желудка и утомляемостью только в группе мужчин, что более всего соответствует результатам табл. 2, демонстрирующим ассоциацию суицидальных идеаций с показателями психосоматической напряженности в мужской выборке. Несостоятельность (см. рис. 2), отражающая комплекс неполноценности, в большей степени ассоциирована с болью в области живота только у женщин, а также, независимо от пола, с болью в области сердца и утомляемостью. Временная перспектива (см. рис. 3), определяющая неразрешимость текущих проблем, у мужчин статистически значимо связана со всеми анализируемыми показателями психосоматической напряженности, а у женщин — только с болью в области сердца и болью в области живота. Суммарная выраженность учитываемых показателей суицидальности (см. рис. 4) у мужчин ассоциирована с большинством анализируемых симптомов психосоматической напряженности, за исключением боли в области живота, а у женщин, напротив, положительно связана только с проявлением боли в области живота.

Полученные результаты в целом подтверждают данные многочисленных исследований психосоматических факторов суицидальности [22, 24—26, 39]. Однако в научной литературе отсутствует предметная характеристика связей отдельных показателей психосоматической напряженности со стандартными индикаторами суицидальности, в частности с суицидальными идеациями. В предпринятом исследовании данные связи конкретизированы и соотнесены с полом человека. Широко обсуждаемый «гендерный парадокс в суицидологии» также подтвержден результатами настоящего исследования, демонстрирующими наличие статистически значимых прямых связей суицидальных идеаций с большинством анализируемых показателей психосоматической напряженности только среди мужчин. Более того, в отношении основных диагностических концептов суицидальности (аффективность, несостоятельность, временная перспектива), оцененных по методике Т.Н. Разуваевой, конкретизированы связи их проявления с отдельными симптомами психосоматической дезадаптации в отношении как мужчин, так и женщин. Данные результаты обеспечивают возможность дифференцированного подхода к диагностике суицидальности с учетом пола человека. Принимая во внимание, что исследование выполнено с участием молодых, социально благополучных, здоровых людей, следует предположить, что его результаты преимущественно отражают эндогенный компонент суицидальности, и, соответственно, объективизируют психосоматические индикаторы склонности к аутоагрессии.

Заключение

Представленные результаты позволяют констатировать ряд принципиальных моментов. Так, психосоматическая обусловленность суицидальности в своем системном проявлении характерна только для мужчин. Для женщин максимальный спектр суицидальных концептов связан с болью в области живота и болью в области сердца (в порядке убывания). Универсальным психосоматическим индикатором риска суицидальности как для мужчин, так и для женщин является боль в области сердца. Представленные данные подтверждают системность связей психосоматических элементов дезадаптации с показателями суицидальности, что расширяет понимание индивидуальных причин развития склонности к аутоагрессии и способствует объективизации ее диагностики.

Участие авторов: концепция и дизайн исследования — А.Б. Мулик; сбор и обработка материала — И.В. Улесикова, Т.С. Свеклина; статистическая обработка — Н.О. Назаров; написание текста — Ю.А. Шатыр; редактирование — Р.И. Глушаков.

Работа выполнена в рамках реализации НИР «Оценка рисков развития агрессивных и суицидальных форм поведения в экстремальных условиях профессиональной деятельности у представителей различных популяционных групп населения» по программе стратегического лидерства «Приоритет-2030».

The work was carried out as part of the research project «Assessing the risks of developing aggressive and suicidal forms of behavior in extreme conditions of professional activity among representatives of various population groups» under the strategic leadership program «Priority-2030».

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.