Введение

В юридической науке получили развитие несколько классификаций прав человека в зависимости от подхода к их интерпретации, например, в зависимости от времени признания прав несколькими поколениями, степени важности для индивида, сферы их реализации и т.д. Дискуссии вокруг признания и содержания репродуктивных прав (reproductive rights) возникли среди ученых, начиная с 60-х годов XX века, с первым появлением правового закрепления гарантий реализации данной группы прав в международных документах, и продолжаются до настоящего времени.

Первоначально репродуктивные права выделились из других личных прав — права на жизнь и права на здоровье. Провозглашенные во Всеобщей декларации прав человека 1948 г., естественные права не содержали прямого указания на наличие репродуктивных прав [1]. Позже репродуктивные права предложены как отдельная группа личных прав в Тегеранской декларации 1968 г., участники которой указали на неотъемлемое право родителей свободно и с чувством ответственности определять число детей и сроки их рождения (п. 16) [2].

Репродуктивные права, рассматриваемые в международных документах, являются неотъемлемой частью права на свободу, свободу от дискриминации при принятии решений в области репродуктивного здоровья (Международный пакт о гражданских и политических правах, статья 3) [3]. Аналогичный подход отражен в Декларации социального прогресса и развития 1969 г., подтвердившей, что «Родители имеют исключительное право свободно и ответственно определять количество своих детей и промежутки между их рождением» [4]. Репродуктивные права нашли отражение и в Конвенции ООН о ликвидации всех форм дискриминации женщин, в которой содержится призыв к государствам-участникам принять все необходимые меры для ликвидации дискриминации в отношении женщин путем предоставления доступа к медицинским услугам и услугам по планированию семьи (статья 12) [5].

В настоящее время анализ международных актов позволяет утверждать, что репродуктивные права достаточно прочно укоренились в системе личных неотъемлемых прав человека. При этом продолжается переосмысление репродуктивных прав как совокупности прав человека, признанных в международном праве, с целью поддержки и расширения репродуктивной свободы, равенства и здоровья человека.

В связи с тем, что имеется несколько разнонаправленных подходов к представлению репродуктивных правовых норм в зависимости от понятийных, личностных, культурных, других правовых норм и возможностей, существует необходимость определения единого подхода к пониманию содержания репродуктивных прав для обеспечения их дальнейшей защиты и реализации.

Цель исследования — выявить и проанализировать доктринальные подходы и правоприменительную практику понимания содержания репродуктивных прав для обеспечения их дальнейшей защиты и реализации.

Материал и методы

Выполнены обзор и анализ репродуктивных прав, изложенных в международных документах и конституционных актах отдельных государств, с использованием методов диалектики, аксиологии и сравнительно-правового метода.

Результаты

Репродуктивные права в конституционных актах отдельных государств

В 1994 г. Международная конференция по народонаселению и развитию в Каире в своей Программе действий поставила права человека, автономию и гендерное равенство в центр сексуального и репродуктивного здоровья женщин, а Четвертая Всемирная конференция по положению женщин в Пекине 1995 г. подтвердила данные обязательства [6, 7]. В 2000 г. Комитет ООН по экономическим, социальным и культурным правам в Замечании общего порядка №14 заявил, что государства-участники обязаны обеспечить наличие, доступность, приемлемость и качество медицинских услуг, связанных с репродуктивным здоровьем человека [8]. При этом только в 2006 г. была принята Конвенция о правах инвалидов, которая стала первым международным документом, включающим право на репродуктивное и сексуальное здоровье [9]. В Конвенцию также вошли и решения, связанные с прерыванием беременности. Несмотря на то что вопрос о прерывании беременности продолжает вызывать разногласия во всем мире, международные органы по правам человека в целом движутся к признанию права на безопасный аборт как подпадающего под сферу прав человека [10]. Так, в 2024 г. Франция стала единственной страной в мире, которая закрепила в своей Конституции 1958 г. право на аборт.

В 2016 г. проблемы реализации права на здоровье представлены в статье 12 Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах от 1966 г. [11]. При этом, ссылаясь на данную статью, Комитет по экономическим, социальным и культурным правам в своем Замечании общего порядка №22 (2016), прямо указал, что право человека на наивысший достижимый уровень физического и психического здоровья включает в себя и право на сексуальное и репродуктивное здоровье [12]. В данном документе также предусматривается ряд свобод и правомочий, среди которых «...право принимать свободные и ответственные решения, делать выбор, без насилия, принуждения и дискриминации, по вопросам, связанным с собственным телом, сексуальным и репродуктивным здоровьем».

Интеграция международных подходов по репродуктивным правам в национальное законодательство

Интеграция международных подходов по репродуктивным правам в национальное законодательство — всего лишь первый шаг на пути к социальным и политическим изменениям в отдельном государстве. Концептуально репродуктивные права охватывают как право на охрану репродуктивного здоровья, так и право на репродуктивное самоопределение и включают широкий спектр проблем, связанных с репродуктивными функциями женщин и мужчин. В числе таких проблем доступ к планированию семьи, абортам и контрацепции; медицинское обслуживание до, во время и после беременности и родов; свобода от насилия и принуждения в отношении воспроизводства, такого как принудительная стерилизация [13].

Следует отметить, что у тех государств, которые пошли по пути признания репродуктивных прав и гарантий по их реализации в национальном законодательстве, имеются существенные различия в понимании контуров репродуктивных прав, особенно в отношении закрепления права на аборт. Концепция «репродуктивных прав» находит свое отражение в немногих конституциях мира. В конституциях тех государств, в которых она представлена, нет ее дальнейшего развития в национальном законодательстве. Например, в Эквадоре Конституция от 2008 г. (с поправками от 2021 г.) гарантирует право на репродуктивное здоровье (статья 32) и право на репродуктивное самоопределение (статья 66) [14]. В Конституции Кении 2010 г. закреплено право каждого человека «на наивысший достижимый уровень здоровья, включая право на медицинское обслуживание, включая охрану репродуктивного здоровья» (статья 43) [15]. В главе IV Конституции Зимбабве от 2013 г. с поправками от 2023 г. каждому гражданину и постоянному жителю гарантируется право на доступ к услугам по охране репродуктивного здоровья [16]. В Конституции Боливии от 2009 г. женщинам и мужчинам гарантируется право на осуществление своих сексуальных прав и репродуктивных прав (статья 66) [17]. Конституция Парагвая 1992 г. закрепляет гарантию реализации репродуктивных прав в части определения количества детей и частоты их рождения, а также право на репродуктивное здоровье (статья 61), и такая правовая норма представлена в Конституции Республики Македония (статья 41) [18]. Конституция Южной Африки от 1996 г. с поправками от 2023 г., наряду с равенством, достоинством и неприкосновенностью частной жизни (статья 27) прямо включает в текст также права на репродуктивное здоровье, свободу и автономию (принятие репродуктивных решений и физическую неприкосновенность) [19]. В Непале статья 38 Конституции 2015 г. гарантирует всем женщинам право на безопасное материнство и репродуктивное здоровье [20]. Приведенные конституционные положения создают основу для концептуализации репродуктивных прав как комплексного института, предполагающего идею репродуктивной автономии и самоопределения с равенством.

Репродуктивное право и нормы конституции

Репродуктивные права (и обязанности) признаются в разной степени в странах, в которых данная группа прав не выделена на уровне конституционных норм, например, в США, Австралии, Великобритании. В Конституции США от 1787 г. прямо не упоминается репродуктивное право. В то же время Верховный суд США признал репродуктивное право личным фундаментальным правом. Более того, право человека на неприкосновенность частной жизни выражено в Четырнадцатой поправке к Конституции США 1787 г. и явилось предметом прецедентного дела Роу против Уэйда в 1973 г. (Roe v. Wade, 410 U.S. 113, 1973) [21]. Однако в 2022 г. Верховный суд США, рассмотрев иск Доббс против Женской организации здравоохранения Джексона (Dobbs v. Jackson Women’s Health Organization, (597 U.S., 2022), отменил полувековое право на аборт, позволив штатам запрещать или ограничивать его [22].

В Конституции КНР 1982 г. репродуктивные права не получили закрепления, однако некоторые положения Конституции (статьи 25, 33 и 49) косвенно признают данную группу прав с позиции права на планирование семьи [23]. Включение положений о планировании семьи в Конституцию КНР 1982 г. ознаменовало конституционализацию института планирования семьи [24]. В Конституции КНР «планирование семьи» определено как институциональная форма ограничения репродуктивных прав, а ее регулирование в рамках народонаселения должно быть адаптировано к планам экономического и социального развития. Относительно данной формы ограничения репродуктивных прав, представленных в Конституции КНР, в юридических кругах страны ведется множество споров, должны ли репродуктивные права относиться к правам личности. Так, некоторые китайские ученые полагают, что право на «воспроизводство» является врожденным правом человека и независимым индивидуальным правом, не связанным с какой-либо идентичностью [25, 26]. Ведется полемика в академическом сообществе в отношении выбора репродуктивных методов, интервала между деторождениями и количества рождений, сделанных парами и отдельными лицами, в том числе и определения субъектов репродуктивных прав (супружеские пары или все физические лица) [27]. Предписание «права на воспроизводство» является относительно уникальной особенностью правовой системы Китая. В 2001 г., когда вступил в силу «Закон КНР о народонаселении и планировании семьи» (статья 17) и «Закон КНР о защите прав и интересов женщин» (статья 51), некоторые больницы начали запрашивать подписи мужей замужних женщин, желающих сделать аборт, опасаясь ущемления права мужчин на воспроизводство [28, 29]. В этой связи Верховный народный суд КНР опубликовал разъяснение, в котором говорилось, что суды «не будут поддерживать» дела, в которых мужья предъявляют иски о возмещении ущерба их репродуктивным правам после того, как их жены прервали беременность, не получив их согласия, прежде чем приступить к процедуре аборта. В феврале 2023 г. суд города Чэнду провинции Сычуань постановил, что прерывание беременности без согласия супруга или законных причин представляет собой нарушение репродуктивного права мужчины [30]. При этом в качестве законных причин суд указал следующее: состояние здоровья женщины, несовместимое с беременностью; раздельное проживание пары; если супруга подала заявление о расторжении брака.

Некоторые конституции предусматривают средства правовой защиты, которые могут стать основой для судебного разбирательства нарушений репродуктивных прав. Например, Конституция Индии от 1949 г. с поправками от 2019 г. прямо не провозглашает, что репродуктивные права являются фундаментальными правами человека [31]. Тем не менее в Конституции Индии такие права признаются в качестве основных, которые правительство обязано обеспечивать, включая право на равенство и недискриминацию (статьи 14 и 15), а также право на жизнь (статья 21). Индийская судебная система расширила сферу применения права на личную свободу и права на неприкосновенность частной жизни в соответствии со статьей 21 вышеупомянутой Конституции Индии [32]. Например, в деле Сучита Шривастава, возбужденного против Администрации Чандигарха (2009, 14 SCR 989; 2009, 9 SCC 1), Верховный суд Индии постановил, что право женщин на репродуктивный выбор исходит из права на свободу и основано на праве на жизнь, согласно статье 21 Конституции Индии [33]. В связи с этим суд отметил, что лишение женщины права выбора в отношении ее собственного тела было бы равносильно нарушению ее права на неприкосновенность частной жизни, а репродуктивный выбор может осуществляться как для продолжения рода, так и для воздержания от продолжения рода. В деле Девика Бисвас против Союза Индии (2016, 10 SCC 726) Верховный суд постановил, что свобода осуществления репродуктивных прав включает право делать выбор в отношении стерилизации на основе согласия и без какой-либо формы принуждения [34]. В деле С. Партхасарати против штата Андхра-Прадеш (1973 AIR 2701; 1974 SCR (1) 697; 1974 SCC (3) 459) Верховный суд Индии, утвердив, что право на воспроизведение является частью права на неприкосновенность частной жизни, заявил, что «право принимать решение о воспроизведении, по сути, является очень личным решением, как со стороны мужчины, так и со стороны женщины [35]. Такое право обязательно включает в себя не только право на репродуктивный выбор, но и на способность женщин контролировать свою репродуктивную судьбу и принимать решение о прекращении беременности, что является одним из показателей прав и свобод человека [36].

Защита репродуктивных прав

В Федеральной конституции Бразилии 1988 г. нашли закрепление «право на охрану здоровья» (статья 196), равно как и «право на планирование семьи и репродукцию» (пункт 7 статьи 226) [37]. Регулирование абортов Уголовным кодексом Бразилии 1940 г. [38] оспаривалось общественными движениями с помощью различных стратегий. В то же время с момента разработки или пересмотра Конституции Бразилии в 2018 г. конституционные нормы стали использоваться для урегулирования социальных разногласий по поводу прерывания беременности. Несмотря на то что первое конституционное дело об абортах рассмотрено Федеральным Верховным судом Бразилии в 2012 г., конфликт рассматривался как «конституционный», поскольку конституционные нормы уже применялись в различных сферах [39]. В то же время решение, принятое в 2012 г., стало первым случаем с момента принятия Уголовного кодекса в 1940 г., когда Верховный суд Бразилии сдвинул границы в уголовном праве, чтобы дать женщинам возможность решать, следует ли прерывать беременность с пороками развития плода на ранней стадии. Данное судебное решение способствовало конституционализации абортов. Во-первых, оно установило право на жизнь как неабсолютное право, придав конституционную легитимность системе юридических исключений. Во-вторых, это решение сигнализировало о том, что баланс конституционных прав является парадигмой обоснования данного вопроса. В-третьих, вследствие того, что полемика была направлена на вопрос баланса защищаемых конституцией прав, позиции, установленные в суде, в конечном итоге означали признание важнейшего понимания прав женщин [40]. Подобный подход достаточно широко распространен в зарубежной доктрине и практике [41, 42]. В настоящее время к репродуктивным правам отнесены обеспеченные законом право на контрацепцию, аборт, лечение бесплодия, репродуктивное здоровье и доступ к информации о своем теле, связанной с репродукцией, иными словами «репродуктивная автономия» [43—45].

Обсуждение

Приведенный анализ некоторых положений конституционного закрепления и практики его правоприменения показывает некоторых существенных особенностей умственной и мировоззренческой организации носителей идей таких прав. Необходимо учитывать, что объективизация права связана с наличием лиц, способных определять концепцию, обобщать и, возможно, лоббировать приведенные выше идеи. По существу, это идеи физической (телесной), психической и физиологической специфики организации жизни современного человека в ряде государств. Такие идеи сопровождаются привлечением внимания законодателя к самоценности организма и телесной организации женщины, ее возможности и, вероятно, способности самостоятельно принимать решения относительно воспроизводства и, тем самым, демонстрации отделения женского и мужского начала и принятия их как равнозначных физиолого-анатомических и правовых статусов.

Следует обратить внимание, что представители этих нормативно закрепленных идей относятся к различным правовым системам и, более того, к различным правовым формам организации семьи. Именно это обстоятельство демонстрирует не только региональную и местную инициативность и интерпретацию таких идей, но и универсальные характеристики подобного подхода к пониманию прав и свобод человека. Следует обратить внимание, что провозглашенная во Всеобщей декларации прав человека от 1948 г. совокупность прав и свобод человека предполагает их использование (распространение) лишь в тех государствах, которые адаптировали в своих правовых системах возможности определения прав и свобод человека как универсальные с возможностью экстраполировать на все население этих государств.

В российской правовой доктрине наблюдается процесс формирования различных подходов к пониманию репродуктивных прав. Отдельные ученые предлагают рассматривать репродуктивные права как самостоятельную группу соматических прав, представляющих собой новое поколение прав человека [46, 47]. Придерживаясь данного подхода, О.А. Хазова называет следующие базовые характеристики содержания группы соматических прав: самостоятельное принятие субъектом решения по поводу времени и количества рождения детей; свободный доступ к информации о возможностях реализации данного права; самостоятельный выбор модели реализации данного права [48]. Сторонница такого подхода Ю.В. Павлова предлагает рассматривать новое поколение репродуктивных прав как систему, состоящую из нескольких элементов: «право на свободный репродуктивный выбор и планирование семьи; право на получение информации по охране репродуктивного здоровья и планированию семьи; право на невмешательство в личную жизнь и конфиденциальность при получении услуг по охране репродуктивного здоровья; право на получение специализированной медицинской помощи в целях охраны репродуктивного здоровья; право на пользование достижениями научного прогресса в целях охраны репродуктивного здоровья и лечения бесплодия; право на половое донорство; право на хранение половых клеток; право на защиту своих субъективных интересов в репродуктивной сфере» [49].

В то же время признание репродуктивных прав как самостоятельной группы вызывает необходимость их дальнейшей конституционно-правовой регламентации. Развивая данную концепцию в понимании самостоятельности определения репродуктивных прав человека в системе всех его правовых отношений, М.А. Лаврик предлагает подразделять репродуктивные права человека на две подгруппы. К первой группе таких прав можно отнести репродуктивные права позитивного характера, предполагающие реализацию фертильных прав, основанные на фертильном поведении человека (планирование, рождение детей, в том числе с применением вспомогательных репродуктивных технологий), ко второй группе — репродуктивные права негативного характера, представляющие собой комплекс прав, связанных с контрацептивным и абортивным поведением человека [50]. Однако авторы данной статьи считают не совсем корректным выделять репродуктивные права в самостоятельную группу прав, тем более основных, что может способствовать их дальнейшей конституционно-правовой регламентации и защите. В связи с таким положением более правильным можно считать подход к пониманию содержания основ репродуктивных прав человека через призму реализации иных личных прав, где право на репродукцию рассматривается как часть (элемент) иного или права, или их совокупности. При таком подходе репродуктивное право (или права) следует рассматривать как элемент реализации других личных прав. Указывая на условный характер репродуктивных прав, Г.Б. Романовский отрицает самостоятельность данной группы прав, позиционируя право на репродукцию через реализацию другого права — права на жизнь [51]. М.А. Воронцова рассматривает репродуктивные права как возможность реализации права на частную жизнь, обосновывая свой подход тем, что репродуктивные права, по своей сути, проистекают из самой природы человека и самым тесным образом связаны с его частной жизнью [52]. В этой связи определенный интерес представляет исследование, выполненное Е.С. Плотниковой, в котором автор выделяет следующие характеристики репродуктивных прав человека: их производный характер от общей совокупности конституционных норм, так или иначе закрепляющих биологические характеристики человека (ч. 3 ст. 19, п. «ж.1» ч. 1 ст. 72 Конституции Российской Федерации); тесную взаимосвязь с личными правами человека; добровольный характер взаимодействия мужчины и женщины по поводу рождения детей; установление системы государственных гарантий, адресованных всем субъектам подобного рода отношений [53].

Следует отметить, что осуществленное в период доктринальной концептуализации понимание прав и свобод человека, индексируемое принятием основных международных документов этой сфере, не предполагало отдельного маркировочного направления или определения критериев репродуктивных прав человека. Однако время вносит свои коррективы. При этом появляются такие вопросы, как осмысление того, являются ли такие права существенными для индивида благами и притязаниями исходя из современного понимания прав, что детерминирует их выделение в отдельную группу прав. По существу, при таких обстоятельствах реализуется группа правовых отношений, адресованных к реализации персонифицированных (личностных) притязаний в сфере репродукции.

Таким образом, в настоящее время в сфере формирования репродуктивных прав человека реализуется межотраслевое участие в регулировании совокупности общественных отношений. Создается впечатление, что при этом не происходит образование нового уровня правового регулирования, качественно отличающегося от известного на настоящий момент. Объект правового воздействия также не получает нового определения, иными словами, отсутствует необходимость принципиально нового правового влияния на общественные отношения, которое позволило бы реализовать предполагаемые новые права.

Заключение

Существующие репродуктивные права человека вполне адекватно конституционально представлены в сложившейся системе организации прав и свобод человека. Репродуктивные права могут быть реализованы как производные от иных основных личных прав, таких как право на жизнь, право на охрану здоровья (в т.ч. репродуктивного), право на неприкосновенность частной жизни и т.д., установленные системой законодательства Российской Федерации.

Участие авторов: концепция и дизайн исследования — О.Ю. Рыбаков, О.С. Рыбакова, Н.В. Дородонова, Р.Е. Петрова; сбор и обработка материала — О.Ю. Рыбаков, О.С. Рыбакова, Н.В. Дородонова, Р.Е. Петрова; статистический анализ данных — О.С. Рыбакова, Н.В. Дородонова; написание текста — О.С. Рыбакова, Н.В. Дородонова; редактирование — О.Ю. Рыбаков, Р.Е. Петрова.

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.