Вопросы зарождения и развития отечественной судебной медицины неоднократно становились предметом научного исследования судебных медиков и профессиональных историков [1—3]. На сегодняшний день на страницах научных публикаций они освещены более чем достаточно. Пожалуй, только крупные юбилеи становятся поводом для повторного обращения к историческим событиям. Такие обращения в прошлое позволяют не только вспомнить и напомнить, «как это было», но и отметить происходящие перемены сегодня, закономерности и направленность процессов трансформации судебной медицины.
Примером этому служат прошедшие в 2018 г. две научно-практические конференции в Санкт-Петербурге и Москве, посвященные 100-летнему юбилею судебно-медицинской службы России. Изданные по итогам конференций материалы содержат исчерпывающие сведения, касающиеся обусловленности появления самостоятельной судебно-медицинской службы, роли и места ее в исторически важные периоды жизни государства, современные тенденции развития.
На этом фоне малозаметно прошел еще один юбилей — 220-летие создания первой в России кафедры судебной медицины в составе Петербургской Медико-хирургической академии. Для сотрудников кафедры отмеченный юбилей явился поводом обратиться к ранним страницам истории отечественной судебной медицины, тем более что некоторые «устоявшиеся» представления на поверку оказываются не столь основательными. Прежде всего это касается времени начала преподавания судебной медицины в России, даты основания первой кафедры и появления профессоров судебной медицины, а также первых публикаций и приоритета в написании первого отечественного учебника по судебной медицине.
Цель настоящей работы — изучение первых трех из перечисленных вопросов. Проанализировали законы Российской империи и оригинальные публикации по судебной медицине XVIII—XIX веков, работы авторитетных исследователей истории медицины того периода, учебники и руководства по судебной медицине. Обращение к последним связано с тем, что они являются сводами наиболее устоявшихся представлений, достоверность которых не должна вызывать сомнения. Методы исследования: системно-структурный, системно-функциональный, сравнительно-исторический, аналитический и др.
Анализ исследованных материалов позволяет выделить по меньшей мере восемь различных точек зрения о месте и времени (периоде) начала преподавания судебной медицины в России. Первые четыре, наиболее распространенные, близки между собой и связывают это событие с созданием Московского университета («университетские»); различаются только в деталях. Так, по данным одних авторов [4, 5], это произошло в 1755 г. по Указу Императрицы Екатерины II о создании университета и трех факультетов при нем: философского, медицинского и математического. По мнению других [6], в 1764 г. после фактического начала работы в университете медицинского факультета. С.В. Шершавкин [3] указал 1765 г., когда был создан анатомический театр, а в учебнике под ред. В.М. Смольянинова «с 60-х годов XVIII века», когда на медицинском факультете начал свою преподавательскую деятельность профессор Иоганн Фридрих Эразмус.
Следующие 4 точки зрения кардинально отличаются от первых: они связывают начало преподавания судебной медицины в России с преобразованием ранее существовавших медико-хирургических училищ в медико-хирургические академии («академические»). По одной из них это произошло одновременно в Москве и Петербурге в 1798 г. [8, 9], по другой — в том же году, но сначала только в Петербурге [10]. Согласно третьей точке зрения судебную медицину преподавать стали с 1799 г., когда в Петербургской Медико-хирургической академии появилась профессура и началась образовательная деятельность. Четвертая точка зрения также связывает начало преподавания судебной медицины с Петербургской Медико-хирургической академией, но с 1800 г., когда состоялось открытие академии Конференцией (первоначальный руководящий орган академии).
Противоречивость представлений по рассматриваемому вопросу требует своего разрешения. Это тем более важно, что неточности нередко оказываются в учебниках и руководствах — источниках информации, которые по своему предназначению выступают в качестве эталона правильного знания, формируют информационную базу и мировоззрение будущего врача и воспринимаются студентами и врачами наименее критически.
На наш взгляд, одна из причин различного представления о начале преподавания судебной медицины в России — объективная трудность установить искомую дату, тем более что в традиционно представляемом виде (год, месяц, число), по всей видимости, ее не существует. Другая причина — различное понимание и неодинаковое содержательное наполнение базовых понятий, необходимых для такого поиска (прежде всего таких, как «преподавание», «дисциплина» и «судебная медицина»). Помимо этого, имеются банальные исторические неточности и ошибки, что немудрено, учитывая запутанность этого вопроса даже для современников.
Так, в 1798 г. согласно именному указу Павла I от 18 декабря барону Васильеву Алексею Ивановичу, главе Медицинской коллегии, «Об устроении при главных госпиталях особого здания для врачебного училища и учебных театров», создавалось принципиально новое образовательное медицинское учреждение. В нем предусматривалось не только ведение образовательной деятельности, как и ранее в медико-хирургических училищах, но и полное подчинение госпиталей, на базе которых они располагались, нуждам образования, а не наоборот, как было до того, а также возможность подготовки врачей более высокого уровня, способных в последующем защищать диссертации и получать в новых стенах ученую степень доктора медицины [11]. Все это составило сущность создания академии, хотя само слово «академия» не звучало в указе. Впервые новое учреждение названо академией в новом штате Медицинской коллегии с подведомственными ей учреждениями 12 февраля 1799 г.; «в нем говорится об академиях как о свершившемся факте» [2]. Позже, 12 декабря 1799 г. академии упоминаются и в письменном докладе барона А.И. Васильева императору Павлу I [11].
Примечательно, что в указе Павла I шла речь об устроении особого здания для врачебного училища только в Петербурге, хотя фактически процессы преобразования в том или ином виде начались не только в Петербурге, но и в Москве. В Москве это происходило «странным» образом. Как пишет Я.А. Чистович, и обучающие, и обучаемые узнавали об этом по доносившимся из столицы слухам — с большим опозданием, только к весне 1799 г. [2].
С самого начала учреждения академий в них предполагался ряд кафедр, среди которых впервые в России кафедра материи медики и судной врачебной науки (по штату 1800 г. — повивальной и судной врачебной науки [2]). В Петербургской и Московской академиях список кафедр был в целом сходен, имелись небольшие, но принципиальные для нас различия в вопросе о кафедре судебной медицины: она планировалась только в Петербургской Медико-хирургической академии.
Идея преподавания судебной медицины в качестве самостоятельной дисциплины, в том числе «с кафедры», была не нова и уже вынашивалась. При создании в Петербурге Императорского (Калинкинского) Медико-хирургического института (основан в 1783 г.) предполагалось преподавание сверх обычных для того времени предметов еще и «логики, метафизики, истории литературы, судебной медицины и гигиены», чтобы его воспитанники были допускаемы к экзамену на степень доктора медицины при увеличении необходимых на то ассигнований [2]. Последних, однако, не последовало. Случалось, что и профессора, оказавшись не у дел, пытались предложить себя в новом качестве, в том числе для преподавания новых дисциплин. Так, Фридрих Уден отказался ехать по направлению Медицинской коллегии в Черниговское наместничество, был уволен со службы (в 1794 г.) и «просился в московскую школу» [училище] профессором «судебнаго искусства и благочиния», в чем ему, как можно предположить, было отказано [2].
В Петербургской Медико-хирургической академии с самого начала преподавать судебную медицину должен был проф. Иоганн (Иван) Конради (ранее, до 1794 г., преподавал «акушерство и медико-судную науку» в Московском медико-хирургическом училище). По причине плохого состояния здоровья он отказался, и на эту должность решением Медицинской коллегии от 22 августа 1799 г. был назначен Иоганн Христиан Рингебройг [2].
В биографии еще одного профессора академии — Григория Ивановича Сухарева, возглавившего эту кафедру в 1802 г. после смерти Рингебройга, указано, что в 1799 г. он назначался адъюнкт-профессором «акушерства и судной науки» Московской Медико-хирургической академии [1]. Вероятно, несмотря на то что кафедры судебной медицины в Московской академии еще не существовало, планирование преподавания судебной медицины (новой для своего времени дисциплины) осознавалось как необходимость для полного, завершенного образования врача («судебная врачебная наука... есть весьма полезная для рода человеческого... то сие всякому просвещенному человеку небезызвестно» [12]). Ранее, когда Московская академия была еще училищем, в ней наряду с акушерством уже преподавал «судную науку» сначала проф. Конради, а затем, после перерыва, адъюнкт-профессор Гавриил Петрович Попов (был рекомендован Медицинской коллегией 29 апреля 1798 г.).
Первым официальным учебным годом был 1800/01, что связывают с открытием 20 октября Петербургской Медико-хирургической академии Конференцией академии [11]. Этим годом нередко датируют и начало преподавания в академии судебной медицины. В ряде источников указывается другая дата.
Так, в учебнике С.А. Громова (цит. по [13]), современника тех событий, написано: «Сему скорому расширению и усовершенствованию судебной медицины в России без сомнения наиболее способствовало: 1) учреждение университетов и других училищ... 2) преподавание в оных юридических наук... 3) особливо распространение и усовершенствование врачебных училищ, доставка в училища сии трупов... и преподавание в оных со времен блаженной памяти императора Павла I (с 1799 г.) публичных судебно-медицинских лекций профессорами...».
В приведенной цитате речь идет об училищах, но поскольку в публикациях того времени нередко встречается путаница в названиях (училища называются школами, академии — школами либо училищами), а в 1799 г., как известно, училища уже были преобразованы в академии, именно с ними (академиями) с 1799 г. следует связывать начало кафедрального преподавания судебной медицины в России.
Кроме того, о 1799 г. свидетельствует тот факт, что именно к началу 1799/1800 учебного года по заказу Медицинской коллегии был подготовлен учебник по судебной медицине «Судебная медико-хирургическая наука» Йозефа Якоба фон Пленка 1781 г. (перевод Ивана Григорьевича Кашинского от 19 февраля 1799 г. под названием «Избранные предметы относительно судебной медико-хирургической науки»).
Следовательно, несмотря на создание академий и кафедры судебной медицины в одной из них в 1798 г., образовательная деятельность по новому уложению, включая судебную медицину, фактически началась на следующий 1799 г., до официального открытия в 1800 г. Это не произошло и позднее, как можно было бы представить, принимая во внимание необходимые для обучения начальным дисциплинам годы. Дело в том, что учеников в академию набирали не только с I курса, но и переводили из медико-хирургических училищ, в том числе из расформированного раньше других (в 1797 г.) Елизаветградского училища, а также из Московского, переходное состояние которого затянулось (в 1803 г. созданную на его основе Московскую Медико-хирургическую академию пришлось закрыть — произошло ее так называемое первое слияние с Петербургской академией) [2].
Подобное происходило в начальные годы существования Московского университета. По уставу, разработанному М.В. Ломоносовым, в университете учреждались три факультета: философский, юридический и медицинский. Студенты всех факультетов первые три года должны были изучать общеобразовательные науки, затем планировалось разделение по факультетам. Из-за финансовых затруднений, возникших в связи с Семилетней войной 1756—1763 гг., открытие медицинского факультета состоялось лишь в 1764/65 учебном году. «Анатомический театр», с которым обычно связывают практическое освоение медицины, включая азы «судной врачебной науки», был открыт только в 1765 г. [3]. В это время кафедру анатомии, хирургии и бабичьего искусства возглавлял проф. Иоганн Фридрих Эразмус [2, 3].
Таким образом, если связывать начало преподавания судебной медицины с этим периодом, то его следовало бы отсчитывать не от 1755 г. и не от 1764 г., а от 1765 г. Именно в этом году проф. Эразмус произнес актовую речь «О противностях антомического учения, увесилением и превеликою оного пользою несравненно превышаемых», в которой уделил внимание вопросам «из медицины, к суду принадлежащей», указывая на важность изучения врачом анатомии для правильных и точных заключений, составляемых по требованию суда о повреждениях тела [13].Это еще не учебная программа и не лекция по этому предмету.
В биографии Иоганн Эразмус характеризуется как «профессор анатомии, хирургии и акушерства» [2, 3], но не судебной медицины, хотя какие-то отдельные сведения из области судебной медицины он, очевидно, сообщал своим тогда еще немногочисленным слушателям [14]. М.И. Райский [9], оценивая первые годы работы медицинского факультета Московского университета, писал, что мнение о преподавании судебной медицины Эразмусом, высказанное в публикации С.В. Шершавкина [3], является ошибочным.
Более отчетливо факт преподавания судебной медицины на медицинском факультете Московского университета засвидетельствовал профессор этого университета Франциск Керестури в составленных им экспертных документах 1770 г. о том, что им (Керестури) проводились вскрытия трупов «ради курсусов судных и изготовления для обучения» [3]. По воспоминаниям проф. Матвея Яковлевича Мудрова, в то время студента университета, вскрытий было немного (2—3), они имели случайный характер. Они «едва ли представляли собой что-либо систематическое» [9]. Соглашаясь с этим мнением, следует отметить, что в то время велось преподавание судебной медицины как более или менее отдельного курса. Как самостоятельная дисциплина и с соответствующим дисциплине профессором она появилась в университете с конца XVIII века. Об этом свидетельствуют данные из биографии другого известного русского врача — Ефима Осиповича Мухина.
В 1795 г., после увольнения со службы, будучи опытным лекарем, он поступил в Московский университет для продолжения учения, а позже в Московское медико-хирургическое училище. Профессор училища Матвей Христианович Пеккен просил позволения взять его к себе в адъюнкты, для чего профессора университета дали ему одобрительные аттестаты по разным дисциплинам, включая «анатомию и судебную медицину», по которым свидетельствовал проф. Керестури [2]. 28 июня 1795 г. Керестури произнес в университете речь «О медицинской полиции и ее использовании в России», в которой дал определение судебной медицины и предложил выделить ее в самостоятельную дисциплину [14].
В «бабичьих школах», в которых готовили «повивальных бабок» (акушерок), сведения о «врачебно-судных изысканиях» излагали еще раньше (открыты в Москве и Петербурге в 1757 г.). Акушерское образование было средним («ученые акушерки», т.е. женщины-врачи, появились позже), преподавание вели профессор и его помощники. Учащихся обучали осматривать женщин не только для определения беременности, но и для установления следов насилия. Согласно правилам тех лет, «повивальные бабки» после обучения должны были уметь проводить освидетельствование женщин и составлять по его результатам соответствующее донесение (далее его посылали в судебные учреждения после проверки штадт-физиком — медицинским чиновником).
В Москве проф. Эразмус [13], в Петербурге проф. Андреас Линдеман и оператор Яков фон Меллен [2], кроме того, производили показательные вскрытия трупов новорожденных для демонстрации повреждений и решения вопроса о насильственном или ненасильственном характере смерти. Все эти знания и умения, однако, были неотъемлемыми от общепрофессиональных и еще не составляли отдельную дисциплину.
Если исходить из подобных (широких, но вместе с этим размытых) представлений о преподавании судебной медицины (по сути, ее азов), можно сделать еще один, а то и два шага назад — в первую половину XVIII века. Такой подход, вероятно, неизбежен и единственно возможен для того периода, поскольку медицина еще не была устойчиво разделена на самостоятельные дисциплины; отдельные врачебные специальности отсутствовали, хотя зачатки процесса специализации, несомненно, были.
В зависимости от служебных обстоятельств, места и условий работы врачи того времени бывали и химиками, и ботаниками, и дерматологами, и акушерами, и хирургами, и эпидемиологами, и пр. Свидетельство тому — биографии известных врачей, живших в начале и середине XVIII века. Так, Иоганн Фридрих Эразмус, а еще раньше Николай Ламбертович (или Робертович) Бидлоо были одновременно и анатомами, и хирургами, и акушерами [2, 3].
Позже, в конце XVIII века, подобное положение вещей сохранялась. Йозеф Якоб фон Пленк, например, был в разные периоды своей жизни то химиком и ботаником, то дерматологом, акушером и хирургом, а то и судебным медиком [15]. Иоганн Христиан Рингебройг был профессором ботаники, материи-медики и химии, при этом издал собственные сочинения об оспе и кори и о моровой язве; был профессором анатомии, физиологии и хирургии, а в конце жизни еще и профессором судебной медицины [1].
Терминология, использовавшаяся в то время, также еще не была узкоспециализированной. Например, «анатомить» (или «анатомировать») обозначало проводить судебно-медицинское исследование трупа со вскрытием, отрабатывать навык проведения хирургической операции на трупе, собственно, исследовать труп для изучения строения органов и систем человеческого организма («которые же о приключившейся смерти снаружи без анатомии узнать не можно, тех анатомить по надлежащему»; «присылать через зиму из полиции мертвые телеса или других найденных мертвых тел подлых людей к анатомии» [2]). Отсюда «анатом», например, — это не только исследователь анатомии, но одновременно и хирург, и судебный медик в современном понимании этих слов.
Само понятие «судебная медицина» только появилось (И. Бонн, 1690), еще не было устоявшимся, повсеместным, общепринятым. Иногда использовались другие понятия, особенно разнообразные и многочисленные во второй половине XVIII века, когда процесс становления новой дисциплины шел наиболее интенсивно: «медицинская юриспруденция» (М. Альберти, 1725), «судебная антропология» (Й. Гебенштрейт, 1753), «государственное врачебноведение» (Й. Мецгер, 1778—1780), «судная хирургия» (Й.Я. Пленк, 1781), «судебное врачебноведение» (A. Халлер, 1784) [15].
Чаще, однако, «судебная медицина» оставалась неотъемлемой частью общеврачебных (позже — государственно-врачебных) практических функций лекарей, штаб-лекарей, докторов и штадт-физиков, а названия «судебный медик», «судебная медицина», «судебно-медицинское исследование» не употреблялись либо появлялись в профессиональном обиходе время от времени. В связи с этим обнаружить и выделить конкретный период первой половины XVIII века, связанный с началом акцентированного преподавания судебной медицины в ее современном представлении, чрезвычайно трудно.
Несомненно, что врачи в исследуемый период обязаны были исполнять судебные функции, знать законы, существовавшие в Российской империи. Это следует из положений о госпиталях, указов об «экзаменации» врачей (включая врачей-иностранцев), о физикатах, Медицинской канцелярии и Медицинской коллегии, еще раньше — из Воинского и Морского уставов [2, 3, 16]. Трудно представить себе лекаря того времени (выпускника медико-хирургического училища, до этого — госпитальной школы), который, оказавшись на службе, не знал бы, не умел (т.е. не был обучен) правилам освидетельствования получивших травмы и подвергшихся насилию, навыкам исследования трупов для установления причины смерти («лекарей определить, которые бы тело мертвое взрезали, и подлинно розыскали, что какая притчина к смерти ево была, и о том имеют свидетелство в суде на писме подать, и оное присягою своею подтвердить»; артикул 154) [16].
В России госпитальные, или врачебные, школы того времени (как и медико-хирургические училища в последующем) представляли собой высшие учебные заведения, выпускавшие лекарей (в ряде случаев — подлекарей). Они отличались от западноевропейских только тем, что не имели права присваивать ученую степень доктора медицины, хотя по применявшимся подходам к обучению нередко превосходили их.
В госпитальных школах существовали анатомические театры (палаты, залы — прототипы современных моргов), куда доставляли мертвые тела, в том числе с признаками насильственной смерти и скоропостижно умерших, для проведения вскрытий в связи с производством расследований (по законодательству того времени полиция была обязана все трупы направлять для вскрытия, а госпитали были одними из немногих центров, где для этого имелись все возможности), отработки навыков проведения хирургических операций, изучения строения человеческого тела и патологической анатомии болезней.
Согласно «Генеральному регламенту о госпиталях», разработанному архиатром Иоганном Берхардом Фишером в 1735 г., трупы вскрывали не только с учебной целью, но и для определения причины смерти, т.е. для решения практических задач. Тем самым на врачей возлагалась патолого-анатомическая и судебно-медицинская работа. В госпиталях врачебная и преподавательская функции были тесно сопряжены: «лекарь-учитель должен был служить в одно и то же время и прозектором, и препаратором, и ординатором госпиталя, и хирургом, и репетитором всех специальных медицинских предметов, и главным помощником доктора, и распорядителем госпиталя» [2]).
Очевидно, что и обучающиеся, выполнявшие в то время также совмещенные функции помощников врачей и учащихся, принимали непосредственное участие в проведении судебно-медицинских исследований трупов, помогая более опытным врачам-наставникам и учась у своих учителей одновременно.
Первая госпитальная школа в России была создана при Московском генеральном сухопутном госпитале (ныне — Главный военный клинический госпиталь им. акад. Н.Н. Бурденко) в 1707 г. Сам госпиталь основан по указу Петра I в 1706 г. в Лефортово. Это первое в России государственное лечебное учреждение [2, 3]. С самого начала госпиталь по устроению его главного доктора Н.Л. Бидлоо включал помимо палаты алхимика, аптеки, покоев для студентов, ученической, помещения для болящих и анатомический театр (построен в 1705 г.). С этого периода началось преподавание медицинских дисциплин.
Подлинная программа учения в госпитальной школе в этот период ее существования до нас не дошла. Несомненно, преподавали анатомию, аптекарскую науку и хирургию [2]. Учение затрудняла крайняя бедность в учебных пособиях. Н.Л. Бидлоо использовал прежде всего привезенные с собой голландские руководства и анатомические препараты. В то же время, имея большой врачебный опыт и знания судебной медицины, писал и собственные труды. В «Наставлениях для изучающих хирургию в анатомическом театре» в одной из глав он, в частности, характеризовал особенности ран, с которыми может встретиться в своей практике врач: «простых, ушибленных, сложных, отравленных и огнестрельных... различных органов ожогов»; отмечал при этом не только способы их лечения, но и механизмы возникновения.
Госпитальная школа испытывала нехватку учебных пособий, но «не терпела недостатка в трупах для изучения анатомии». В Москве существовало распоряжение доставлять в анатомический театр (в госпиталь) трупы «подлых людей», поднятые на улицах. Н.Л. Бидлоо поручали даже судебно-медицинские вскрытия и дворянских трупов. Трупы того и «другаго рода» доставлялись в госпиталь и вскрывались или «разнимались» там [2]. Вскрытие в отличие от «разнимания» на анатомические препараты было призвано решать не только учебные, но и практические задачи полицейских органов.
«Учители — надобно отдать им справедливость — считали своей задачею не только преподавать и учить, но и выучить данных им учеников, т.е. передать им все те знания, все то искусство, какими сами они обладали» [2]. Обучение было практическим: учащиеся непосредственно участвовали в лечении больных, а для «разобрания анатомического тела человеческого» предписывалось вскрывать трупы. Повсеместное обязательное привлечение медицинских врачей для вскрытия трупов при насильственной смерти было определено Воинскими артикулами Воинского устава в 1714 г. (Воинский устав вышел в 1716 г.) [17]. Будущие лекари получали возможность приобрести навыки в производстве вскрытий, а объяснения докторов и операторов (хирургов) расширяли представления о существе болезней и причинах смерти.
Н.Л. Бидлоо о своих учениках писал, что «они не токмо имеют знание одной или другой болезни, которая на теле приключается и к чину хирургии надлежит, но и генеральное искусство о всех болезнях от главы даже до ног» [2]. Заслуживает внимания и тот факт, что производившиеся со временем выпускные экзамены происходили в госпитальной школе публично, «к ним приглашались московские штадт-физики [должность с 1715 г. руководителя городской медицинской службы с санитарно-полицейскими и судебно-медицинскими функциями] и все наличные доктора [врачи с ученой степенью], практиковавшие в Москве» [2].
В Петербурге госпитальные школы, подобные московской, были созданы спустя несколько лет: сначала в 1733 г. на базе адмиралтейского (морского) и сухопутного (заложен в 1715 г.) госпиталей, затем в 1735 г. в Кронштадте на базе морского госпиталя (заложен в 1717 г.). С этого периода госпитали стали называться, как и Московский, генеральными, т.е. учебными. Уже тогда была поставлена задача возвысить «самыя основы заведенных» учебных центров [1]. После первых устроительных лет в 1735 г. Архиатр Иоганн Бернхард Фишер в докладе Императрице Анне Иоанновне писал о необходимости увеличения числа операторов и «анатомикусов»; о том, чтобы ученики обучались и «над телесами тех, которые умрут и раскрыты быть имеют, они твердую практику получат», а чтобы не было недостатка в трупах, то в добавок «из полиции мертвые телеса или других найденных мертвых телес подлых людей в оную госшиталь ко анатомии присыланы да будут»; чтобы «госпитальные ученики в непрестанной экзерциции находилися» [2].
В этом же 1735 г. был составлен «Генеральный регламент о госпиталях», представляющий первый отечественный устав об устройстве госпиталей.
Как замечает Я.А. Чистович [2], «хотя судебная медицина не преподавалась с кафедры», «в это же время как в петербургском сухопутном, так и в московском госпитале началось практическое знакомство подлекарей и учеников с судебной медициною. В госпитали присылались из полиции мертвыя тела скоропостижно умерших для определения и разъяснения причин смерти их. В 1737 и 1739 годах в с.-петербургский генеральный сухопутный госпиталь доставлялось так много трупов, что в госпитале не успевали вскрывать их». Госпитальные чины даже жаловались, ссылаясь на то, что при физикате есть для этих вскрытий особый оператор и лекаря.
В 1746 г. архиатр Жан Арман (Иван Иванович) Лесток вынужден был подразделить судебно-медицинские случаи «и к одной категории отнес те, где можно обойтись без вскрытия тела, а к другой все те, где без вскрытия тела обойтись невозможно и кроме того требуется достаточное время для обсуждения результатов вскрытия», предписав: «по учинении такой анатомии и разсуждение о изобретенных знаках смерти, и вышеописанныя известия потомуж отсылать немедленно в главную полицмейстерскую канцелярию». Бывали случаи освидетельствования в госпиталях и живых людей, «а именно солдат, подлежащих перечислению в неспособные по болезням и находившихся для лечения... в спб. генеральном сухопутном госпитале с 1738 года, а московскому госпиталю поставлены в обязанность указом медицинской канцелярии 15 июля 1742 года» [2].
Примечательно, что «рапорта», «донесения», «промемории» или «известия» о результатах вскрытия (освидетельствования) не имели единой официально установленной формы, но все они содержали сведения о том, кем и когда проведено исследование, фамилию, имя и отчество, пол и возраст покойного (освидетельствуемого), данные наружного и внутреннего, если требовалось, исследования, краткие, но обоснованные ответы на поставленные вопросы [3]. Во всем этом нельзя не усмотреть существование более или менее единообразных методологических подходов, что в свою очередь могло быть следствием соответствующего наставления и практики.
В «школьной подготовке врачей» судебная медицина еще не выделялась в качестве самостоятельного предмета, но, несомненно, имела место, хотя прямых подтверждений этому крайне мало. Отчасти это объясняется тем, что, как пишет Я.А. Чистович в предисловии к «Истории первых медицинских школ в России» [2], «старые «дела» медицинской канцелярии... начинались в медицинском архиве только с 1737 года, так как 25 июня этого года случился большой пожар в медицинской канцелярии и все «дела» ея сгорели». Сопоставляя сведения различного рода, к этому можно прийти практически с полной уверенностью.
Следует подчеркнуть важную роль в становлении судебной медицины, включая ее преподавание, артикула Воинского устава Петра I (1714), самого Воинского устава (1716) и Морского устава (1720). Уставы, выступая в роли общегосударственных законов, впервые определили необходимость и обязательность привлечения врача при расследовании преступлений или подозрении на их совершение, когда речь шла о насильственной и скоропостижной смерти, изнасиловании, незаконном детоизгнании, недобросовестном врачевании и т.п.
Толкования к артикулам очень подробны и разносторонни и в определенном смысле могут восприниматься как руководства по тому или иному направлению проводимого расследования, в том числе и по медицинской оценке соответствующих признаков преступлений (например, артикулы о знаках изнасилования, о смертельных ранах и пр.), а в отсутствие в то время каких-либо специализированных учебных пособий для врачей еще и в качестве таковых.
В этот период знания врача (лекаря) были еще универсальны, однако в практической работе начали накапливаться знания и опыт, относящиеся к отправлению административно-судебных функций, приходило осознание их важности и необходимости, постепенно стал зарождаться значимый для государства новый раздел медицины [9].
На наш взгляд, следует выделить несколько периодов в становлении преподавания судебной медицины в России, которые в большей степени связаны с XVIII веком.
Первый — универсальный, без обособления судебной медицины как отдельной медицинской дисциплины. Образование врача в этот период было общим, практическим, неразрывным с его будущей лекарской практикой во всем многообразии уникальных лекарских задач, связанных со знанием строения и функционирования человеческого тела, умением распознавать природу болезней, владением способами воздействия на них и высказыванием суждений по сему. Это период госпитальных школ, или универсальный, — с 1707 г.
Второй — начальное обособление судебной медицины. Медицинская наука в целом достигает большего совершенства, становится информационно более емкой, появляется запрос на ученость лекарей (докторов), начинается процесс дифференциации медицины: в ней в том или ином виде появляются новые направления, усложняется система медицинских должностей, предусматривающих более узкую функциональную специализацию. Это период начального университетского образования и госпитальных училищ, или начального обособления, курсовой — с 1765 г.
Третий — завершение обособления судебной медицины. Медицинская наука становится дифференцированной, полное медицинское образование предполагает подготовленность к получению ученой степени доктора, появляются профессора и кафедры судебной медицины. Это период академического и университетского образования, или завершившегося обособления, кафедральный — с 1798 по 1805 г.
В 1805 г. вступает в силу университетский устав 1804 г., согласно которому, учитывая положительный опыт академических и университетских преобразований, все университеты страны на медицинском факультете должны были иметь кафедры судебной медицины.
Первыми отечественными профессорами судебной медицины, преподававшими судебную медицину как отдельную медицинскую дисциплину, были Франциск Керестури, Иоганн Конради и Иоганн Рингебройг, первые адъюнкт-профессора — Гавриил Попов и Григорий Сухарев. Список этот нельзя считать окончательным, он требует еще своего уточнения и дополнения.
Таким образом, первая в России кафедра судебной медицины — кафедра материи медики и судной врачебной науки Петербургской Медико-хирургической академии. Она основана как академия в 1798 г. (официальное преподавание судебной медицины на ней началось в 1800 г.), но фактически преподавательская деятельность ее сотрудников началась раньше — в 1799 г. Первым руководителем кафедры был профессор Иоганн Рингебройг.
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.