Медицина, имеющая тенденцию развиваться в сторону дифференциации специальностей, столкнулась с проблемой конфликта профессиональных интересов в областях психиатрии и неврологии. Каждая из специальностей стала рассматривать некоторые расстройства как относящиеся исключительно к сфере ее компетенции. При этом традиционно неврология стала расширять свои границы и заниматься психиатрическими проблемами, а не наоборот [12, 32]. Некоторые психиатры усмотрели в этом угрозу своей специальности и указали на то, что «психиатрия рискует быть поглощенной другой медицинской специальностью либо лишиться статуса медицинской науки» [32].

Предметом спора о том, кто должен лечить пациентов с определенными психоневрологическими расстройствами, стал целый спектр клинических феноменов, которые отражены на рис. 1. Соответствующие данные представлены по результатам анализа научных публикаций за 20 лет в ведущих американских журналах (Neurology, American Journal of Psychiatry) [36]. Этот анализ отразил интерес неврологов и психиатров к психиатрическим и неврологическим проблемам и позволил уточнить, какие из расстройств они признают «своими». Таким образом, выявились такие расстройства, как синдром гиперактивности с дефицитом внимания (СДВГ), депрессии, аутизм, расстройства умственного развития, деменция. Психиатры и неврологи выработали при терапии данных нарушений различные подчас взаимоисключающие, подходы. Традиционно психиатры склонны ориентироваться на арсенал психофармакотерапии, например нейролептические средства.

Причинами контроверсии между неврологами и психиатрами обычно называются: общая история наук и сложность определения границ профессиональной компетентности, неразработанность дифференциации неврологических и психопатологических симптомов. Противостояние достигло небывалого накала в связи с тем, что некоторые расстройства в МКБ-10 оказались в непрофильных рубриках.

Разногласия привели к необходимости организации серии научных исследований, направленных на выяснение мозговой природы психоневрологических расстройств. Так, нейровизуализационные исследования и метаанализы позволили сделать вывод о том, что между неврологическими и психическими расстройствами имеются как существенные сходства, так и не менее значимые различия [26, 28, 50]. Данный вывод не устроил ни неврологов, ни психиатров, и проблема психоневрологической дилеммы приняла хроническую форму.

К одному из наиболее дискуссионных в отношении принадлежности к неврологии или психиатрии клинических феноменов относят расстройства сна[8, 10, 15, 17, 22, 30, 43, 46, 48].

В МКБ-10 расстройства сна могут шифроваться по-разному: в классе V (психические и поведенческие расстройства) и в классе VI (болезни нервной системы), что отражает различный взгляд на этиологию и патогенез инсомний (диссомний)^​1​᠎.

В соответствии с канонами психиатрической диагностики расстройства сна неорганической природы (F51.0) входят в раздел «Поведенческие синдромы, связанные с физиологическими нарушениями и физическими факторами». Считается, что «во многих случаях расстройство сна является одним из симптомов другого расстройства, психического или соматического. Даже если специфическое расстройство сна представляется клинически независимым, в его развитии принимают участие многие комбинирующиеся психические и физиологические факторы». Таким образом, психиатрический взгляд на инсомнию (диссомнию) отстаивает позицию, что это психопатологический симптом и он носит вторичный по отношению к иной психопатологии характер.

Другой позиции придерживаются неврологи. В соответствии с МКБ-10 инсомнические (диссомнические) расстройства входят в раздел «Расстройства цикла сон—бодрствование» (G47.0), который психиатры обозначают «бессонница органического генеза» [53].

Для того чтобы определить, на чьей стороне научная истина [53], можно опереться на общепринятые дефиниции. Психопатологическими синдромами обозначают «клиническое выражение различных видов психической патологии, включая невротические», а неврологическими синдромами называют «особую категорию расстройств, при которых наблюдаются нарушения в центральной и периферической нервной системе». К сожалению, приведенные дефиниции не позволяют однозначно отнести инсомнии к психопатологическим или неврологическим расстройствам.

Психиатрический взгляд на проблему ориентирован на выявление частоты нарушений сна при разных психических расстройствах. Парадокс же ситуации заключается и в том, что, несмотря на наличие диагноза нарушений сна в МКБ-10, точной их статистики по заболеваемости нет. Известно лишь, что распространенность диссомнических расстройств в населении варьирует по странам и регионам. На рис. 2 приведены соответствующие данные для стран Азии и Африки, где во всех странах нарушения сна чаще наблюдались у женщин, чем у мужчин. В США этот показатель составляет 56%, в странах ЕС — 31%, в Японии — 23% [34], в России — 21% [6].

По данным разных авторов, распространенность диссомнии (инсомнии) при депрессии колеблется от 65 до 90%, при тревожном расстройстве превышает 50%, при СДВГ — 25—50%, при шизофрении — 30—80%, при невротических расстройствах — 65—100% [1, 12, 33]. Пока невыясненным остается вопрос о том, может ли расстройство сна, если рассматривать его как психопатологическое явление, встречаться у психически здоровых? Или же диссомния — это всегда латентное течение или инициальный период психического расстройства [19].

Интересным аспектом проблемы является удовлетворенность человека качеством и количеством собственного сна [23, 24, 38, 39]. В связи с этим уместно говорить о существовании отдельной формы ангедонии — сомнической. Традиционные представления об ангедонии включают понятия физической, социальной и интеллектуально-эстетической форм. Физическая ангедония подразумевает снижение или утрату позитивного восприятия и привлекательности стимулов, связанных с органами чувств (звуками, цветом, вкусом, запахом, тактильными ощущениями), с отсутствием приятного ощущения “мышечной радости” и расслабленности. Социальная ангедония включает снижение или отсутствие переживания удовольствия и радости от общения с людьми, от положительной оценки личности окружающими, привлекательности материальных стимулов, карьерного роста. Интеллектуально-эстетическая ангедония характеризуется утратой привлекательности любимых видов искусства, увлечений, а также утратой потребности в познании [9].

В данном ряду особое место занимает ангедония, связанная с процессом сна и названная нами сомнической [13]. Данная форма не отнесена ни к одной из разновидностей ангедонии, несмотря на то что в клинической картине присутствуют неотъемлемые для данного феномена критерии — снижение и утрата удовольствия. Возможно, это связано с тем, что под ангедонией понимается процесс утраты или снижения удовольствия в случаях, когда объективно это удовольствие человек может и должен испытывать. В классических случаях ангедония — это невозможность испытывать положительные эмоции от фактически положительных стимулов. При физической ангедонии речь идет об утрате позитивного восприятия приятных для восприятия стимулов — объективно вкусной пищи, ароматного запаха, благовидного цвета, нежных тактильных ощущений.

В случае же с удовольствием от количества и качества сна мы имеет дело с крайне субъективным феноменом. Невозможно доказать и опровергнуть, какая именно длительность и глубина сна является желанной и приятной. Возможно, поэтому сомническая форма ангедонии и не выделена, а феномен «неудовлетворительность продолжительностью и качеством сна» отнесен в МКБ-10 к расстройствам в рубрике «Поведенческие синдромы, связанные с физиологическими нарушениями и физическими факторами» в разделе расстройств сна неорганической этиологии (F51).

Под нашим наблюдением находились 37 пациентов, 35 женщин и 2 мужчин, в возрасте от 27 до 57 лет с признаками клинической бессонницы. Пациенты предъявляли жалобы на «некачественность сна», «отсутствие свежести и радости после пробуждения». Отмечалось негативное отношение к родственникам, демонстрировавшим ироничное отношение к «гиперболизированным» жалобам пациентов. При этом у обследованных не регистрировались классические инсомнические симптомы: нарушения процесса засыпания, ночных кошмаров или раннего пробуждения. В иерархии ценностей пациентов сон занимал одно из первых мест. Пациенты были убеждены, что «некачественный сон был способен вызвать серьезные заболевания».

Анализ клинических случаев позволил утверждать, что помимо других форм ангедонии обоснованно выделить и сомническую. Можно предполагать, что сомническая ангедония базируется на психосоматических или личностных механизмах. Вопрос о «нозологической» специфичности данного феномена требует специального изучения. Однако, несомненно, в его происхождении важную роль может играть депрессивный компонент.

Современные исследования подтверждают тот факт, что диссомния и психопатология имеют убедительные корреляции, но диссомния как отдельная «нозология» в психиатрии практически не диагностируется. Наиболее ярко данную мысль выразил G. Stores в своей статье «Ошибочная диагностика расстройств сна как первичных психопатологических состояний» [45], в которой автор предостерег коллег от психопатологизации неврологических феноменов, имеющих отчетливые церебральные механизмы.

Одной из наиболее спорных в плане психоневрологической дилеммы является проблема выбора терапии инсомнии (диссомнии) [21, 42, 52]. Клинические рекомендации для психиатров и для неврологов различаются кардинально. Так, согласно клиническим рекомендациям по лечению расстройств сна неорганической этиологии (F51), разработанным в Московском институте психиатрии [14], основными препаратами для терапии признаны психофармакологические средства: транквилизаторы (клоназепам, диазепам, феназепам и др.), бензодиазепиновые транквилизаторы-гипнотики (нитразепам, радедорм, эуноктин, флунитразепам, рогипнол, хальцион, триазолам, мидазолам (дормикум), препараты циклопирролонового ряда (зопиклон), имидазопиридиновой группы (золпидем), гидроксизин (атаракс), антидепрессанты (тразодон, миансерин, амитриптилин), барбитураты (реладорм), нейролептики (тиоридазин, клозапин, левомепромазин, хлорпротиксен).

Рекомендации неврологов по лечению расстройства цикла сон—бодрствование (G47) [10] не содержат указания на необходимость использования нейролептиков и антидепрессантов, делая упор на иные лекарственные препараты: золпидем, зопиклон, а также бензодиазепины (мидазопам, триазопам, бротизопам, лоразепам, флунитразепам, нитразепам, флуразепам), а также реладорм, мелатонин, доксипамин, метаквалон.

Психиатрический подход в терапии диссомнических расстройств в отличие от неврологического ориентирован на частую коморбидность нарушений сна с депрессией. В связи с этим разработаны критерии адекватного подбора антидепрессантов. По мнению ряда авторов [20], при терапии диссомнических расстройств с применением антидепреcсантов возникает потребность вычленения собственно гипнотического эффекта из суммы дополнительных свойств антидепрессанта, а также необходимость ориентироваться на возможность регулирования силы гипнотического действия, а иногда и полного выключения этого свойства из общего спектра действия. Селективность гипнотического эффекта в ряде случаев не должна сопровождаться общим седативным действием, равно как и явлением поведенческой токсичности. Однако, по мнению большинства исследователей [10, 15, 18], наиболее оправданно использование комбинированной терапии с предпочтительным выбором препаратов высокоселективного действия: снотворного препарата из группы Z-гипнотиков и антидепрессанта из группы селективных ингибиторов обратного захвата серотонина (СИОЗС) .

Следует отметить, что в последние годы в арсенале психиатров и неврологов появились новые психофармакологические препараты для купирования состояний тревоги, депрессии, которые часто коморбидны диссомнии. К таким препаратам относится бензоксазиновый анксиолитик этифоксин (стрезам) [3, 25, 27]. По результатам исследований этифоксин достоверно уменьшает выраженность тревожных расстройств, частоту панических пароксизмов [4, 11, 16, 37, 44].

Результаты открытого проспективного наблюдательного исследования 30 пациентов с дисциркуляторной энцефалопатией I стадии (14 человек) и II стадии (16 человек) в возрасте от 45 до 65 лет (средний возраст 58,8±7,4 года) показали высокую эффективность этифоксина (стрезама) в суточной дозе 150 мг в течение 6 нед [7]. К концу терапии у 29 пациентов из 30 отмечена нормализация уровня тревоги (средний балл 12,86±2,17; р=0,0001), в 3,5 раза (с 2,6±0,09 до 0,7±0,08 балла; p=0,0001) снизился показатель «внутренняя напряженность»; практически исчезли немотивированные страхи (с 1,93±0,14 до 0,77±0,07 балла; p=0,0001), пациенты отмечали повышение умственной работоспособности, улучшение памяти и внимания (средний балл повысился с 1,53±0,15 до 0,93±0,1; p=0,0001). Особо следует отметить тот факт, что за время лечения с 2,77±0,08 до 0,93±0,07 балла уменьшилась степень выраженности инсомнии (p=0,0001). Нормализацию структуры и качества сна к концу 4-й недели от начала лечения отмечали 18 (60%) больных, у пациентов появилось чувство удовлетворенности сном. В течение 1-й недели терапии у 6 больных отмечена наклонность к повышению дневной сонливости, однако к концу 4-й недели дневная сонливость в исследуемой группе пациентов снизилась, а к окончанию курса терапии этифоксином достоверно уменьшилась с 14,83±0,47 до 5,53±0,24 балла. У 8 человек дневная сонливость практически исчезла. Положительное влияние этифоксина на дневную сонливость может быть объяснено положительным вегетотропным эффектом препарата [7].

Учитывая тот факт, что использование психофармакологических средств само по себе способно нередко вызывать диссомнию [40) (см. таблицу), применение этифокcина представляется перспективным.

Из-за терапевтической резистентности нарушений сна в последние годы отмечается интерес исследователей к нетрадиционным подходам. В литературе имеются данные об эффективности применения кетамина [29], каннабиноидов [51], акупунктуры [41], светолечения [49], арт-терапии [2].

В связи с перечисленными выше проблемами диагностики, классификации и терапии диссомнических (инсомнических) расстройств основным вопросом сомнологии остается вопрос о том, у каких специалистов знания и навыки лечения адекватнее и научно обоснованнее: у неврологов или психиатров? Ответ на данный дискуссионный вопрос желательно получить в кратчайшие сроки для того, чтобы помочь улучшить качество терапии пациентов с нарушениями сна.

Конфликт интересов: статья подготовлена при поддержке компании « Биокодекс ».