Поражая около 2—8% всех беременных, преэклампсия (ПЭ) по-прежнему является одной из основных проблем всемирного здравоохранения и одной из ведущих причин материнской и перинатальной заболеваемости и смертности во всем мире [1—4]. Это заболевание ассоциировано с множеством осложнений со стoрoны мaтери и плода, большинство которых носит жизнеугрожающий характер. Последствия тяжелoй ПЭ и эклампсии снижают качество последующей жизни женщин в связи с высоким риском развития у них инсультов, ожирения, сахарного диабета. У недоношенных детей от матерей с ПЭ также регистрируются различные нарушения физического и психического развития, высокая вероятность проявления соматических заболеваний [5—7]. Хотя симптoмы ПЭ, как правилo, не проявляютcя до 18-й нeдeли бeрeмeннoсти, ee причины связаны с реoрганизацией спирaлевидных артерий, происходящей в гораздо более ранние сроки — на 12-й неделе берeмeннoсти. Поэтому П.Э. принято рассматривать как заболевание, протекающее двустадийно: при I стадии происходят нарушения плацентации, протекающие бессимптомно, а II стадия непосредственно связана с началом cиcтeмнoй диcфyнкции эндoтeлия и другими клиничecкими прoявлeниями вo II—III тримecтрaх. В работах последних лет приводятся доказательства в поддержку гипотезы о существовании 2 фенотипов ПЭ с ранним (до 34 нед) и поздним (после 34 нед) началом [4, 8].

Данные современных обзоров литературы свидетельствуют о необходимости рассмотрения ПЭ не только как гетерогенного осложнения беременности, но и в качестве мультисистемного расстройства, протекающего вне связи с гестационным процессом [9, 10]. Такой подход представляется целесообразным и с точки зрения изучения ранних признаков генерализованного повреждения эндотелия и полиорганной недостаточности.

Известно, что ранняя ПЭ как наиболее тяжелый клинический вариант течения заболевания встречается в 5–20% случаев, ассоциирована с задержкой роста плода, нарушением фетоплацентарного кровотока по данным ультразвуковой допплерометрии, формированием плаценты малых размеров, неонатальной заболеваемостью и смертностью, высокой частотой индуцированных преждевременных родов [11]. Механизм развития ранней ПЭ связан с нарушением инвазии трофобласта, с дезадаптацией иммунной системы, повышением уровня таких маркеров эндотелиальной дисфункции, как fms-подобная тирозинкиназа 1-го типа (sFlt-1) и плацентарный фактор роста (PIGF), а также усилением окислительного стресса [12, 13].

Поздняя ПЭ, как правило, составляет 75—80% всех случаев, ассоциирована с такими материнскими патологиями, как метаболический синдром, ожирение, дислипидемия, нарушение толерантности к глюкозе, хроническая артериальная гипертензия. Для поздней ПЭ также характерны нормальный кровоток в маточных артериях при допплерометрическом исследовании, достаточный объем и зрелость плаценты, нормальная масса тела новорожденного [9, 11].

Учитывая тяжесть течения ПЭ и высокие риски развития осложнений для матери и плода, основной задачей в настоящее время является раннее прогнозирование ПЭ, в особенности ее тяжелых форм и осложнений [13]. Проблема тем более актуальна в случаях длительного бессимптомного течения ПЭ, завершающегося внезапным экламптическим финалом без предварительного проявления гипертензии и протеинурии [14]. Не менее актуальным является разработка точных моделей вероятности возникновения жизнеугрожающих осложнений, поскольку невыявленные факторы риска развития таких осложнений признаются очевидными причинами увеличения показателей материнской смертности [15].

Прогнозирование развития ПЭ и ее осложнений является достаточно сложной задачей, так как клинические проявления могут быть неспецифичны и часто скрываются «под маской» других заболеваний. Многочисленными исследованиями показано, что поиск универсальных специфических биомаркеров — предикторов ПЭ — является сложноразрешимой задачей. Учитывая гетерогенность этой патологии, некоторые исследователи считают, что поиски единого предиктора ПЭ не оправданы; особого внимания заслуживает применение системного подхода с целью разработки многомерных и многофункциональных моделей, которые объединяли бы потенциальные предикторы с уже изученными [16]. В этом отношении давно привлекают внимание вопросы становления ранней беременности, роль трофобласта и плаценты, различные механизмы, сопровождающиеся продукцией факторов и медиаторов, повреждающих материнский эндотелий [13, 17, 18].

Среди разных биомаркеров можно отметить вещества и группы веществ, исследованные более чем у 200 пациенток и характеризуемые высокими чувствительностью, специфичностью и хорошей воспроизводимостью. Представляется реальной возможность использования этих биомаркеров для оценки риска развития ПЭ на ранних стадиях [18]. Немаловажно и то, что дополнительное применение ультразвуковых допплерографических методов исследования повышает точность диагностики ПЭ, увеличивая чувствительность и специфичность тестов.

Что же в реальной клинической практике? «Воз и ныне там».

Ведущим патофизиологическим механизмом гипертензивных расстройств во время беременности признана системная эндотелиальная дисфункция, маркерами которой являются: sFlt-1, PlGF, сосудистые клеточные молекулы адгезии (VCAM), внутриклеточные молекулы адгезии (ICAM), фибронектин, тромбоксан, эндотелин 1-го типа, простациклин, фактор роста эндотелия сосудов (VEGF), гомоцистеин и другие [17].

Согласно данным И.С. Сидоровой и соавт. [19], эндотелиальная дисфункция у беременных развивается до клинических симптомов ПЭ, после родоразрешения ее следы сохраняются в сосудах макроциркуляции до 3 лет, а в сосудах микроциркуляции — до 20—25 лет.

Многие соматические заболевания также характеризуются эндотелиальной дисфункцией: сепсис, хронические заболевания почек, сахарный диабет, гиперлипидемия, атеросклероз, артериальная и легочная гипертензии. Характерна она и для процесса естественного старения на фоне дефицита эстрогенов [20]. Немалое количество исследований посвящено изучению патофизиологических механизмов развития эндотелиальной дисфункции и ее маркеров. Среди них — интерлейкины IL-1α, IL-1β, IL-6, фактор некроза опухоли (TNF), факторы апоптоза, продукты окисления липидов, нейрокинин В и диметиларгинин, а также упомянутые выше ангиогенно-антиангиогенные факторы: VEGF, PlGF, sFlt-1 и эндоглин.

В процессе сосудообразования важную роль играют VEGF и PlGF, которые экспрессируются клетками децидуального слоя. Эти вещества участвуют в реорганизации спиралевидных артерий и являются ключевыми компонентами регуляции функционирования трофобласта (пролиферация, дифференцировка). VEGF имеет рецепторы VEGFR-1 и VEGFR-2, благодаря которым и оказывает свое действие. Экспрессия sFlt-1, антагониста VEGFR-1 и VEGFR-2 регулируется уровнем кислорода и повышается при гипоксии плаценты (моделируемой in vitro и in vivo). Повышение концентрации sFlt-1 в крови беременной во II триместре коррелирует с риском развития П.Э. Более выраженное изменение уровней sFlt-1 и PlGF в I триместре отмечается при развитии ранней ПЭ [18]. Поскольку ранняя ПЭ характеризуется большим количеством жизненно опасных осложнений, возникло предположение, что данные изменения могут послужить основой для изучения указанных молекул как предикторов осложнений.

Однако оценка предиктивных свойств только циркулирующих ангиогенных маркеров показала их недостаточную надежность в качестве инструментов скрининга ПЭ, что привело к исследованиям, изучающим одномоментное использование как биомаркеров, так и клинических тестов. Кроме того, объединение маркеров в индекс-соотношения (sFlt-1/PlGF), фиксирующие их взаимные изменения, имеет лучшую предиктивную ценность при ПЭ, чем изолированные маркеры [13].

В некоторых исследованиях измерены уровни VEGF, PlGF и sFlt-1, оценивалось их соотношение sFlt-1/PlGF в моче у беременных женщин. Снижение уровня PlGF у пациенток с риском развития ПЭ обнаружено до появления явных клинических симптомов. По мнению C. Buhimschi, определение соотношения sFlt-1/PlGF в моче с чувствительностью в 88% и специфичностью 100% позволяет отличать женщин с тяжелой формой ПЭ от пациенток с нормальным артериальным давлением [13, 21]. Отмечено также, что применение соотношения показателей sFlt-1/PlGF позволяет выявлять женщин с тяжелой ПЭ лучше, чем применение показателя изолированной протеинурии [13, 18, 21]. Этот факт представляется важным для определения степени поражения эндотелия и вероятности развития полиорганной недостаточности. Ведь если можно было бы прогнозировать генерализованное повреждение эндотелия и его степень тяжести, мы могли бы с большой долей вероятности предсказать большую часть жизнеугрожающих осложнений. Описания таких исследований нам обнаружить не удалось.

Согласно мнению Z. Yildirim и соавт., TNF-α, слабый индуктор апоптоза (sTWEAK, TNFSF12), член суперсемейства TNF, недавно отнесен к группе цитокинов, действующих при различных воспалительных и невоспалительных заболеваниях. Обнаружено, что sTWEAK, помимо его роли в ангиогенезе, связан с эндотелиальной дисфункцией у пациентов с хроническим заболеванием почек. Отмечено, что у пациенток с ПЭ уровень sTWEAK значительно снижался [22]. Остается нерешенным вопрос о связи этого показателя с вероятностью развития осложнений ПЭ.

К. Sharma и соавт. [23] для раннего выявления гестационной гипертензии оценивали прогностические свойства комплекса маркеров, включающих упомянутый TNF-α, а также связанный с беременностью белок плазмы типа, А (PAPP-A), свободный β-хорионический гонадотропин человека (β-hCG) и гамма-интерферон (INF-γ). Результаты исследования показали, что уровень PAPP-A в сыворотке крови (p<0,001) был значительно ниже у женщин с гипертензией по сравнению с женщинами группы нормотензивного контроля, тогда как свободный β-hCG (p=0,59), TNF-α (p<0,001) и INF-γ (p=0,014) были повышенными у женщин с гипертензией. После объединения результатов значений всех биомаркеров обнаружили положительное прогностическое значение (PPV) 51,6% с отрицательным прогностическим значением (NPV) 71,4%. Авторы пришли к выводу о том, что повышение уровня провоспалительных цитокинов свидетельствует о базисной роли процессов воспаления в патогенезе гипертензии, индуцированной беременностью, а низкий уровень PAPP-A может быть связан с нарушением имплантации. Использование сочетания биомаркеров способно улучшить предикцию гестационной гипертензии на ранних стадиях беременности. При этом значение показателя NPV –71,4% свидетельствует о том, что, если в течение I триместра у женщины уровни изучаемых биомаркеров соответствуют референсным значениям, у нее будет вероятность в 71,4% во время беременности остаться нормотензивной. Этот факт представляет интерес в связи с тем, что в последнее десятилетие злокачественную гипертензию, а именно она нередко является спутником тяжелой ПЭ и эклампсии, ассоциируют с дисрегуляцией комплемента и тромботической микроангиопатией [24].

Увеличение уровня гомоцистеина в плазме крови приводит к активации повреждения эндотелиальных клеток. Гипергомоцистеинемия является фактором риска развития сердечно-сосудистой патологии. F. Sun и соавт. исследовали женщин с ПЭ (умеренной и тяжелой), гестационной артериальной гипертензией и женщин с физиологически протекающей беременностью. У женщин, течение беременности которых впоследствии осложнялось тяжелой ПЭ, концентрация гомоцистеина была значительно выше. При этом повышенный уровень гомоцистеина был в 95% специфичен для беременных с тяжелой формой ПЭ, однако существенно не отличался у женщин с умеренной ПЭ и гестационной артериальной гипертензией, что исключает его как возможный биомаркер этих состояний [25].

Т.К. Гребенник и соавт. отмечают, что нарушение баланса тромбоксан/простациклин играет важную роль в механизме развития ПЭ, так как при этой патологии происходит гиперагрегация тромбоцитов. Выявлено, что соотношение простациклин/тромбоксан <3,0 в сроке 22—26 нед беременности обладает высокой диагностической точностью для прогноза развития ПЭ еще до клинических проявлений [26]. В то же время анализ уровня фибронектина показал чувствительность около 50%, а специфичность — 43—94%, что делает затруднительным использование данного маркера как предиктора ПЭ и ее осложнений.

В рамках поиска биохимических маркеров диагностики ПЭ необходимо отметить 2 работы, авторы которых исследовали совокупность белков сыворотки крови пациенток с ПЭ по сравнению с контрольной группой [27, 28]. Исследования проведены на сходных по клиническим признакам ПЭ группах из 10 пациенток с применением одинаковых методов выделения белков из плазмы крови и их анализа. У пациенток с ПЭ обнаружено повышение концентрации в крови ингибитора активатора плазминогена — SERPINA1, α-2-HS-гликопротеина (AHSG), α-1-микроглобулина (AMBP), кластерина β-цепи C8 компонента комплемента, фактора комплемента Н, фибронектина. Концентрация α-цепи C4b-связывающего белка и связывающего ретинол белка 4-го типа (RBP4) была снижена. Поскольку фракции AHSG и RBP4 принимают участие в метаболизме липидов, следовательно, изменение их концентрации в крови говорит о тесной взаимосвязи развития ПЭ и нарушений метаболизма липидов. Однако малое количество пациентов, трудности интерпретации чувствительности и специфичности исследуемых веществ являются серьезными ограничениями для широкого использования результатов исследований.

Эндоглин (sEng) — это проангиогенный белок PlGF и VEGF. Он является корецептором трансформирующего фактора роста (TGF-β1, TGF-β -3), регулирует тонус сосудов, взаимодействуя с эндотелиальной синтетазой оксида азота (eNOS). Внеклеточная часть эндоглина препятствует связыванию TGF-β1 с рецепторами на поверхности клеток, снижая действие оксида азота на эндотелий, что в свою очередь ингибирует сосудообразование и приводит к сосудистой дисфункции. R. Sachan и соавт. исследовали уровни sEng у женщин с нормально протекающей беременностью, ПЭ и эклампсией после 20 нед, а также дали оценку диагностической точности sEng при П.Э. Установлено, что при значении уровня sEng ≥6,26 нг/мл он проявляет чувствительность 100% и специфичность 100% при диагностике преэклампсии [29]. Работ по исследованию значения сывороточного эндоглина в качестве предиктора жизненно опасных осложнений ПЭ нам обнаружить не удалось.

К.Т. Муминова и соавт. изучали роль нового маркера сосудисто-воспалительного ответа (СВО) — пресепсина (ПСП) в прогнозировании ПЭ и ее осложнений. Референсные значения ПСП определены в пределах 92—320 пг/мл. В группы исследования входили женщины c умеренной и тяжелой П.Э. Однако, несмотря на многообещающие данные о высокой чувствительности и специфичности ПСП в диагностике сосудисто-воспалительного ответа, значительной корреляции между уровнем данного вещества и гипертензивными нарушениями во время беременности не было. Следовательно, данный метод нуждается в дальнейшем изучении [30].

Увеличение концентрации Р-селектина в плазме крови описано еще до появления симптомов ПЭ, на 11—15-й неделях гестации [31, 32]. Однако исследованные комбинации Р-селектина с другими биохимическими маркерами (активином, А и VEGFR) не выявили высокой диагностической ценности данного вещества, показав всего 59% чувствительности при 95% специфичности.

Ингибин-А и активин-А

Согласно мнению Н.Л. Стародубцевой и соавт. [18], исследователями уделено внимание проверке предположения о том, что концентрация плацентарных гликопротеинов ингибина, А и активина, А сыворотки крови повышается в III триместре как при ПЭ, так и при гестационной артериальной гипертензии. Сочетание таких показателей, как активин А, ингибин, А с пульсационным индексом маточных артерий характеризуется высокими уровнями чувствительности (92%) и специфичности (95%) теста.

Исследование уровня плацентарного белка 13-го типа (PP-13) у женщин в I триместре беременности показало, что концентрация данного белка значительно снижается у женщин с ранней ПЭ в анамнезе. Чувствительность и специфичность составили 79 и 90% соответственно. Затем удалось добиться повышения эффективности этого теста в I триместре в сочетании с оценкой с пульсационного индекса маточных артерий во II триместре (чувствительность — 90%, специфичность — 94%) [18, 26].

Миелопероксидаза

По данным обширного исследования L. Rocha-Penha и соавт., у женщин с ПЭ выявлен повышенный уровень миелопероксидазы, что также может способствовать развитию эндотелиальной дисфункции, являясь следствием окислительного стресса [33].

Концентрация и активность миелопероксидазы измеряли в плазме у группы здоровых беременных, женщин с гестационной артериальной гипертензией (на фоне антигипертензивной терапии или без таковой) и женщин с ПЭ (на фоне антигипертензивной терапии или без таковой). Обнаружено, что пациентки с ПЭ и гестационной артериальной гипертензией без антигипертензивной терапии имели более высокие уровни и активность этого фермента. При наличии антигипертензивной терапии активность фермента была низкой. Проверялось также возможное ингибирование миелопероксидазы гидразидом 4-аминобензойной кислоты и гепарином in vitro, что способствовало повышению количества оксида азота и восстановлению его функций. Проведенные исследования открывают терапевтические возможности для уменьшения тяжести эндотелиальной дисфункции.

Интерлейкин-17 (IL-17) вызывает провоспалительные реакции, провоцируя экспрессию других цитокинов (IL-6, TNF-α), хемокинов (CXCL1, CXCL2, CCL20), воспалительных эффекторов.

А. Molvarec и соавт. [34] определяли уровень IL-17 вместе с уровнями ангиогенных факторов в сыворотке крови здоровых небеременных, беременных и пациенток с П.Э. Проанализирована у женщин с ПЭ зависимость уровня IL-17 от клинических проявлений и концентрации ангиогенных факторов в сыворотке. Уровень IL-17 в сыворотке был значительно выше у пациенток с ПЭ, чем у здоровых небеременных и беременных женщин (чувствительность — 54,2%, специфичность — 95%). Авторами отмечено, что повышенный уровень IL-17 в сыворотке и соотношение sFlt-1/PlGF оказывают совместное действие на риск развития П.Э. Таким образом, повышение уровня IL-17 в сыворотке женщин с ПЭ может способствовать развитию чрезмерного системного воспалительного ответа, характерного для данного заболевания.

Дисфункция эндотелия, являющаяся основной причиной ПЭ, затрудняет физиологическую адаптацию организма к гемодинамическим изменениям, происходящим во время беременности. В ответ на эти изменения сердечная мышца продуцирует специфический маркер — N-терминальный натрийуретический пептид типа B (мозговой натрийуретический пептид, NT-proBNP), который, согласно данным I. Álvarez-Fernández и соавт. [35], может быть полезен при оценке тяжести ПЭ.

Концентрация NT-proBNP (этот показатель обычно используется при диагностике и прогнозе сердечной недостаточности) была высокой у женщин с ПЭ по сравнению с пациентками с неосложненной беременностью. В исследовании приняли участие женщины с ПЭ (ранней и поздней) от первых клинических проявлений и в последующие 3 нед, а также женщины с нормально протекающей беременностью. Сравнивали соотношения sFlt-1/PlGF, NT-proBNP и мочевой кислоты. Исследования мочевой кислоты имели чувствительность и специфичность по 95% соответственно при обеих формах ПЭ, в то время как соотношение sFlt-1/PlGF и NT-proBNP имели эффективность при прогнозировании неблагоприятного исхода с чувствительностью и специфичностью 95/84% и 94/76%. Таким образом, данные исследования показали, что отношение NT-proBNP и sFlt-1/PlGF может быть использовано для прогнозирования развития неблагоприятного исхода и диагностики П.Э. Важно, что исследование NT-proBNP более доступно для подавляющего большинства лабораторий, чем определение sFlt-1 и PlGF [35—37].

В поиске возможных предикторов ПЭ определяли уровень пролактина (PRL) в моче у пациенток с П.Э. Согласно данным A. Leaños-Miranda и соавт., PRL, физиологически повышенный во время нормальной беременности, играет важную роль в ангиогенезе и его нарушениях [38].

Основная циркулирующая PRL-изоформа представляет собой одноцепочечный полипептид длиной 23 кДа (мономерный PRL), который содержит до 90% общего PRL и оказывает стимулирующее действие на ангиогенез. Его фрагменты PRL-16 и PRL-14 кДа, являющиеся результатом протеолитического расщепления мономерного PRL, вызывают антиангиогенные эффекты. Экскреция с мочой PRL и его антиангиогенных фрагментов повышается у женщин с ПЭ, увеличиваясь вместе с тяжестью заболевания и возникновением неблагоприятных исходов. В исследовании принимали участие женщины 3 групп: с ПЭ умеренной степени, ПЭ тяжелой степени, но без осложнений и ПЭ тяжелой степени, осложненной HELLP-синдромом или развитием самой эклампсии. Рассчитано соотношение между уровнями PRL в моче, количеством антиангиогенных фрагментов PRL, отношение факторов sFlt1/PlGF и последующих рисков неблагоприятных исходов. При наличии антиангиогенных фрагментов PRL наблюдался повышенный риск развития неблагоприятных материнских исходов. Следует отметить, что настоящее исследование, включавшее большое количество пациенток с широким спектром клинических проявлений преэклампсии, демонстрировало связь изменения в ангиогенезе с тяжестью П.Э. Результаты исследования подтвердили предположение о том, что изменение уровня указанных ангиогенных факторов происходит не только при развитии ПЭ, но эти биохимические изменения становятся более выраженными по мере увеличения тяжести заболевания и могут быть использованы для выявления рисков неблагоприятных исходов у женщин с ПЭ [38]. Примечательно, что при операции кесарева сечения отмечается всплеск окислительной активности, в условиях которого увеличивается повреждающее действие этих молекул на эндотелий [39].

Роль мочевой кислоты как предиктора ПЭ

Гиперурикемия (ГУ) часто предшествует протеинурии и обусловлена ухудшением почечной перфузии [40, 41]. Мочевую кислоту в одном из обзоров 2018 г. о повреждающем влиянии этого метаболита на функцию почек авторы даже назвали «мочевым токсином» [42]. M. Brien и соавт. [43], а также G. Stodle и соавт. [44] опубликовали результаты собственных исследований о способности кристаллов мочевой кислоты (мононатриевых уратов) индуцировать провоспалительные реакции в изолированных клетках трофобласта человека с участием IL-1β и IL-6. Провоспалительный эффект кристаллов мононатриевых уратов сопровождался апоптозом клеток трофобласта и угнетением роста плода. Обращает на себя внимание сообщение A. Moreno Santillanи и соавт. [45], которые в 2018 г. опубликовали результаты исследования 100 пациенток с тяжелой П.Э. Авторы сделали вывод о том, что показатели мочевой кислоты более 6 мг/дл являются информативным предиктором, с высокой степенью вероятности прогнозирующим неблагоприятные исходы для матери и плода. О диагностической ценности исследования мочевой кислоты в оценке вероятности развития жизненно опасных осложнений ПЭ мы писали в другой нашей работе [46].

В результате недавних исследований выявлено, что моча также может являться многообещающим объектом для протеомных исследований в отношении П.Э. Уровень антиангиогенных пептидов при ПЭ изменяется не только в сыворотке крови и моче, но и в других биологических жидкостях организма. Авторам исследования удалось зарегистрировать эти изменения у беременных, в том числе и в ликворе [47, 48]. С целью выявления возможных пептидных биомаркеров ПЭ Н.Л. Стародубцевой и соавт. [49] проведено исследование случай—контроль у женщин с подтвержденной ПЭ умеренной и тяжелой степени.

Всего исследовано 706 пептидов в моче пациенток. У пациенток контрольной группы в отдельном образце мочи в среднем идентифицировалось 165±55 пептидов, у пациенток с умеренной ПЭ — 130±33 и с тяжелой ПЭ — 188±31. Из общего количества 107 пептидов встречались во всех образцах, 137 пептидов — при умеренной форме ПЭ, 173 — встречались только в моче пациенток с ПЭ тяжелой степени. 138 пептидов мочи присутствуют только у пациенток группы контроля с физиологически нормально протекающей беременностью. Пептиды, выявленные у беременных с ПЭ, являются в основном фрагментами α-цепи коллагена I и III типов (11 из 22 пептидов) и α-цепи фибриногена I типа. В этой группе также можно выделить подгруппу из 6 пептидов — фрагментов α-цепи фибриногена и галогенов (I и III типов), а также уромодулин. Все это позволяет прогнозировать развитие тяжелой П.Э. Проведенные исследования позволяют утверждать, что анализ эндогенных пептидов мочи беременных женщин может с успехом быть использован для диагностики и прогнозирования развития ПЭ.

А. Niraula и соавт. предложили использовать цистатин-C (Cys-C) как новый маркер для выявления почечной дисфункции, проявляющейся при ПЭ на ранней стадии. Проведенные исследования показали, что Cys-C является более точным маркером нарушения почечной функции по сравнению с традиционно исследуемым креатинином [50]. Отличительной особенностью является то, что на темп синтеза Cys-C не влияют такие факторы, как возраст, пол, характер питания, мышечная масса, наличие воспалительных реакций. Хотя известно, что креатинин — наиболее широко используемый биомаркер функции почек, но он не информативен на ранних стадиях почечной недостаточности [51]. Концентрация креатинина в сыворотке повышается у пациентов с почечной недостаточностью уже при значительном уменьшении клубочковой фильтрации. При этом вазодилатация сосудов во время беременности, увеличивающая поток плазмы на 50—80% и существенное меняющая скорость клубочковой фильтрации (СКФ), еще более усложняет использование креатинина в качестве маркера СКФ во время беременности [52]. Авторы считают, что эти традиционные маркеры почечной функции не всегда способны выявить почечную недостаточность на ранней стадии, поэтому предложен новый биомаркер — Cys-C. Исследования показали, что Cys-C обладает более высокой диагностической эффективностью по сравнению с креатинином и может служить маркером для диагностики почечных нарушений при ПЭ [53, 54].

В то же время М. Risch и соавт. [55] в рамках поиска предполагаемых прогностических маркеров для диагностики ПЭ исследовали уровни креатинина, цистатина-C, β-2микроглобулина, β-следового белка (BTP), мочевой кислоты, мочевины, сывороточного уромодулина (sUMOD) и СКФ, а затем изучали их соотношение с изменениями уровня фактора роста плаценты (PlGF). Примечательно то, что исследование проведено в I триместре беременности. Уровень CysC, соотношение CysC/PlGF и показатели мочевой кислоты были выше, а отношение СКФ-CysC/СКФ-креатинин (показатель целостности гломерулярного эндотелия) и уровень PlGF — ниже у тех, у кого в дальнейшем развилась П.Э. Следовательно, соотношение уровней CysC/PlGF и мочевой кислоты может быть использовано в качестве маркера ПЭ и ее осложнений.

Обобщая изложенное, можно сделать вывод о значительном интересе исследователей к поиску высокочувствительных и специфичных предикторов ранних проявлений преэклампсии. Анализ результатов многочисленных исследований показал высокий диагностический потенциал большого числа биомаркеров, особенно при объединении их в группы и сочетании с инструментальными и клиническими методами обследования. Однако стадийность течения гестационных гипертензивных нарушений, гетерогенность патологии и неоднородность коморбидного фона изучаемой группы пациенток требуют проведения дальнейших исследований, связанных с конкретизацией ожиданий от прогностического потенциала различных биомаркеров, определения точной сферы использования каждого предиктора не только развития преэклампсии, но и вероятности развития осложнений.

Участие авторов:

Концепция и дизайн исследования — Наволоцкая В.К., Шифман Е.М., Ляшко Е.С., Арустамян Р.Р., Конышева О.В..

Сбор и обработка материала — Наволоцкая В.К., Шифман Е.М., Ляшко Е.С., Куликов А.В..

Написание текста — Наволоцкая В.К., Шифман Е.М..

Редактирование — Шифман Е.М., Ляшко Е.С., Арустамян Р.Р., Пылаева Н.Ю., Куликов А.В., Конышева О.В..

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

The authors declare no conflicts of interest.

Сведения об авторах

Наволоцкая Вероника Кирилловна — аспирант кафедры репродуктивной медицины и хирургии, ФГБОУ ВО «Московский государственный медико-стоматологический университет им. А.И. Евдокимова» Минздрава России, 127473, Москва, Россия, ул. Делегатская, д. 20, стр. 1, кафедра репродуктивной медицины и хирургии ФДПО. тел.: +7(962) 360-21-38; e-mail: dream.911@mail.ru

Ляшко Елена Сергеевна — д.м.н., проф. кафедры репродуктивной медицины и хирургии, ФГБОУ ВО «Московский государственный медико-стоматологический университет им А.И. Евдокимова» Минздрава России, 127473, Москва, Россия, ул. Делегатская, д.20, стр.1, кафедра репродуктивной медицины и хирургии ФДПО. Тел.: +7(985) 765-80-17; e-mail: elena-lyashko@rambler.ru

Шифман Ефим Муневич — д.м.н., проф. кафедры анестезиологии и реаниматологии ФУВ ГБУЗ МО МОНИКИ им. М.Ф. Владимирского, 129110, Москва, Россия, ул. Щепкина, д. 61, стр. 2, кафедра анестезиологии и реаниматологии. Тел.: +7(925) 072-60-75; e-mail: eshifman@mail.ru

Конышева Ольга Владимировна — к.м.н., заместитель главного врача по акушерско-гинекологической помощи при ГБУЗ Москвы «Городской клинической больнице №15 им. О.М. Филатова» Департамента здравоохранения Москвы, 111539, Москва, Россия, ул. Вешняковская, 23, кафедра репродуктивной медицины и хирургии; e-mail: gkb15@zdrav.mos.ru

Куликов Александр Вениаминович — д.м.н., проф. кафедры анестезиологии и реаниматологии, ГБОУ ВПО «Уральская государственная медицинская академия» Минздрава России, 620028, Екатеринбург, Россия, ул. Репина, д. 3, кафедра анестезиологии и реаниматологии; https://orcid.org/0000-0002-7768-4514

Арустамян Рузанна Робертовна — д.м.н., доцент кафедры репродуктивной медицины и хирургии, ФГБОУ ВО «Московский государственный медико-стоматологический университет им. А.И. Евдокимова» Минздрава России, 127473, Москва, Россия, ул. Делегатская, д. 20, стр. 1, кафедра репродуктивной медицины и хирургии ФДПО

Пылаева Наталья Юрьевна — к.м.н., доцент, и.о. зав. кафедры анестезиологии-реаниматологии и скорой медицинской помощи Медицинской академии им. С.И. Георгиевского ФГАОУ ВО «КФУ им. В.И. Вернадского», бульвар Ленина, 5/7, Симферополь, Россия, 295051, кафедра анестезиологии-реаниматологии и скорой медицинской помощи; https://orcid.org/0000-0001-7220-0421; e-mail: natalja.pylaewa@yandex.ua

Автор, ответственный за переписку: Наволоцкая Вероника Кирилловна — аспирант кафедры репродуктивной медицины и хирургии, ФГБОУ ВО «Московский государственный медико-стоматологический университет им. А.И. Евдокимова» Минздрава России; тел.: +7(962) 360-21-38; e-mail: dream.911@mail.ru

Corresponding author: Navolockaya V.K. — postgraduate
at the department of Reproductive Medicine and Surgery, Federal State Budgetary Educational Institution of Higher Education «A.I. Evdokimov Moscow State University of Medicine and Dentistry» of the Ministry of Healthcare of the Russia; phone: +7(962) 360-21-38; e-mail: dream.911@mail.ru