Пандемия COVID-19 вызвала тяжелые последствия, которые наиболее объективно отражают показатели избыточной смертности в разных странах. Избыточная смертность определяется как разница между общим числом смертей, наблюдаемых или исчисляемых в конкретной стране в данный период времени, и числом, которое можно было бы ожидать, если бы не было пандемии. Согласно данным официальной статистики Всемирной организации здравоохранения, с 1 января 2020 г. по 31 декабря 2021 г. в мире от COVID-19 умерли 5,94 млн человек. Однако, по оценкам авторов исследования, основанного на статистической модели, за этот период избыточная смертность в мире оказалась втрое выше и составила 18,2 млн человек [1].

В литературе симптомы COVID-19 после острого периода заболевания получили название «постковидный синдром» (англ. long COVID) и рассматриваются как проявление мультисистемного поражения, возникающего даже после относительно нетяжелого острого заболевания [2]. Первоначально постковидный синдром определялся как период, превышающий 3 нед с момента появления первых симптомов, а хроническое течение COVID-19 — как период, превышающий 12 нед [3]. В настоящее время принято считать начало постковидного синдрома через 4 нед от момента инфицирования, подострым синдромом считается период от 4 до 12 нед, дальнейший период называется хроническим [4]. Постковидный синдром внесен в МКБ-10, код рубрики U09.9 «Состояние после COVID-19 неуточненное». Поскольку многие пациенты не прошли тестирование на вирус SARS-CoV-2, а ложноотрицательные тесты очень распространены, положительный тест на COVID-19 не является обязательным условием для постановки диагноза [3].

Еще в первых публикациях в начале пандемии коронавирусной инфекции отмечались поражения нервной системы [5]. В отечественной литературе первый обзор неврологических осложнений COVID-19 опубликован в апреле 2020 г. [6]. Описаны церебральные осложнения (менингиты и энцефалиты, острые нарушения мозгового кровообращения, эпилептические приступы), поражения периферической нервной системы и мышечно-скелетные нарушения. Вместе с тем отмечен факт относительно нечастого прямого поражения нервной системы в остром периоде COVID-19 по сравнению с патологией внутренних органов, что объясняется хорошим функционированием гематоэнцефалического барьера (ГЭБ) и его защитой головного мозга от виремии [7]. Выраженные неврологические нарушения в остром периоде COVID-19, такие как энцефалопатия, кома, острые нарушения мозгового кровообращения, наблюдаются у наиболее тяжелой когорты госпитализированных больных [8].

Противоположные по частоте представленности данные получены при анализе клинической картины постковидного периода. Так, на основании опроса 3762 респондентов из 56 стран оценивалась распространенность 205 симптомов в 10 системах органов, при этом 66 симптомов наблюдались на протяжении 7 мес. Наиболее частыми из них в течение 6 мес оказались утомляемость (77,7%, 95% ДИ 74,9—80,3%), низкая толерантность к нагрузкам (72,2%, 95% ДИ 69,3—75,0%) и когнитивные нарушения (КН) (55,4%, 95% ДИ 52,4—58,8%) [9].

В проведенном метаанализе публикаций с 1 января 2020 г. по октябрь 2021 г. из 128 обнаруженных источников 36 соответствовали критериям отбора (n=9944). В большинстве включенных исследований средняя продолжительность наблюдения после начала заболевания COVID-19 составляла менее 6 мес. Астения оказалась наиболее частым (52,8%, 95% ДИ 19,9—84,4%) симптомом длительного течения COVID-19, за ней следуют КН (35,4%, 95% ДИ 2,1—81,7%), нарушение сна (32,9%, 95% ДИ 6,5—67,4%), мышечно-скелетная боль (МСБ) (27,8%, 95% ДИ 12,7—46,0%) [10]. Эти данные подчеркивают, что ведущими проявлениями в постковидном периоде являются неврологические расстройства.

Неврологические нарушения в постковидном периоде (невропостковид)

Головная боль. Один из самых ранних и наиболее распространенных симптомов острой фазы COVID-19; характерно, что она проявляется в виде давящей боли в верхней/лобной части головы и поражает 14—60% пациентов [11]. Продолжительная головная боль после COVID-19 может выражаться нарастанием существовавшей ранее первичной головной боли или в виде новой (перемежающейся или ежедневной) головной боли. В постковидном периоде большинство случаев головной боли можно связать с системной вирусной инфекцией. Как и другие виды вторичной головной боли, она характеризуется двусторонним и давящим характером, при этом головная боль напряжения более распространена, чем мигрень [12].

Перекрестное исследование выявило постоянную головную боль у 50% пациентов, у которых сохранялась гипосмия через несколько месяцев после выздоровления от инфекции SARS-CoV-2, что предполагает существование общего патофизиологического субстрата [13].

Аносмия и агевзия. В начале пандемии коронавирусной инфекции расстройства обоняния и вкуса были наиболее распространенными неврологическими симптомами (в PubMed по этой теме обнаружены 1187 публикаций). Чаще всего аносмия развивается почти сразу после инкубационного периода, на 3—4-й день после того как вирусный агент внедрился в организм, часто до появления остальных симптомов — першения в горле, кашля, повышения температуры, сыпи и заложенности в груди. У 70—82% пациентов восприятие запахов исчезало резко. Одновременно с утратой обоняния при COVID-19 часто нарушается и восприятие вкуса: это отсутствие вкусовых ощущений или его искажение. При последующих мутациях вируса аносмия и агевзия встречались значительно реже.

Раннее восстановление обонятельной функции отмечено у 44,0% больных, у 72,6% пациентов обонятельная функция восстанавливается в течение первых 8 дней после начала заболевания [14]. У значительной части пациентов с COVID-19 могут развиться стойкие изменения обоняния или вкуса. В метаанализе, включившем 3699 пациентов, через 30 дней восстановление обоняния отмечено у 74,1%, через 60 дней — у 85,8%, через 90 дней — у 90,0%, через 180 дней — у 95,7% пациентов. Вкусоощущение через 30 дней восстановилось у 78,8%, через 60 дней — у 87,7%, через 90 дней — у 90,3%, через 180 дней — у 98,0% пациентов [15].

Астения и синдром хронической усталости (СХУ). Астения (англ. fatigue — усталость) является самым распространенным последствием COVID-19 [9, 10]. Астенический синдром (АС) можно рассматривать как общую реакцию организма на любое состояние, угрожающее истощением энергетических ресурсов. Соответственно снижение активности следует расценивать как универсальный психофизиологический механизм сохранения жизнедеятельности организма [16].

Больные жалуются на психическую истощаемость при минимальных умственных нагрузках и постоянное ощущение усталости, общей слабости, одышку, трудности концентрации внимания, сонливость или плохое настроение. Характерной особенностью является то, что относительно небольшая физическая, эмоциональная или когнитивная активность вызывает длительное нарастание усталости и других симптомов. Распространенность АС через 10 нед после инфицирования COVID-19 составляет 52%, через 16—20 нед — 47%, через 6 мес — 10—35% [17—19]. Распространенность усталости и повышенной утомляемости после COVID-19 оказалась намного выше у госпитализированных пациентов [20].

Известно, что в результате перенесенного инфекционного заболевания вирусной или бактериальной этиологии у 75% пациентов развивается так называемый постинфекционный АС. Первые симптомы появляются через 1—2 нед после инфекционной болезни и сохраняются в течение нескольких и более месяцев в виде вегетативной дисфункции с функциональными нарушениями разных органов и систем организма. Выраженность и продолжительность постинфекционной астении зависят от тяжести интоксикационного синдрома, степени вовлечения в патологический процесс нервной системы, наличия осложнений, возраста и преморбидного фона [21]. АС после COVID-19 можно рассматривать как частный случай постинфекционной астении, широко распространенное следствие перенесенной инфекции, регрессирующее по мере восстановления.

В ряде случаев повышенная утомляемость и снижение толерантности к физическим и когнитивным нагрузкам, сохраняющиеся более 6 мес после COVID-19, могут являться признаками СХУ, причиной которого может быть миалгический энцефаломиелит (МЭ). Постинфекционная астения и СХУ/МЭ — разные патофизиологические состояния, требующие разных дифференциально-диагностического и терапевтического подходов, однако схожая клиническая картина и наличие общих звеньев патогенеза различных форм астении и КН являются главными препятствиями к постановке корректного диагноза.

Для установления диагноза СХУ/МЭ требуется наличие трех из нижеперечисленных симптомов (№№1—3) плюс одного из дополнительных (№№4—5) [22]: 1) утомляемость — заметное снижение или ухудшение способности пациента заниматься деятельностью, которой он хотел бы заниматься до начала болезни, продолжающееся более 6 мес и ассоциированное с впервые возникшей сильной усталостью, не связанной с физической нагрузкой, при этом отдых не улучшает состояния; 2) недомогание после нагрузки — пациенты испытывают ухудшение состояния после воздействия физических или когнитивных нагрузок, стресса; 3) не приносящий освежения сон — пациенты чувствуют усталость после ночного сна; 4) КН — проблемы с мышлением или исполнительной функцией, усугубляющиеся нагрузкой, усилием, стрессом или нехваткой времени; 5) ортостатическая гипотензия — ухудшение состояния при переходе в вертикальное положение, состояние улучшается, если снова лечь или приподнять ноги; проявляется головокружением, усиливающимся при переходе из положения лежа или сидя в положение стоя [18]. У пациентов могут наблюдаться мышечная боль, боль в горле, увеличение и болезненность шейных, затылочных и подмышечных лимфоузлов, повышение температуры тела, артралгия.

Когнитивные нарушения. Более чем у половины больных с невропостковидом (НПК) через месяц после инфицирования сохраняются КН [9, 10]. В PubMed по состоянию на август 2022 г. на эту тему опубликовано 148 383 статьи. Для описания КН после COVID-19 часто используется термин «мозговой туман» (англ. brain fog), предложенный самими пациентами.

При опросе 3762 респондентов из 56 стран наиболее частыми симптомами оказались нарушения внимания или концентрации (74,8%); затруднения мышления (64,9%) и исполнительной деятельности (планирования, организации, выяснения последовательности действий, абстрагирования) (57,6%); нарушения способности решения проблем или принятия решений (54,1%); замедление мышления (49,1%) [9]. Кроме того, 72,8% всех респондентов отмечали нарушения памяти, из них 64,8% — краткосрочной; 36,1% испытали долговременную потерю памяти; 12,0% забыли, как выполнять рутинные задачи; 7,3% не смогли формировать новые долговременные воспоминания. Вероятность появления нарушений памяти увеличивалась в первые несколько дней, при этом у 55,9% пациентов нарушения сохранялись и на 4-й месяц.

У большинства пациентов с тяжелым течением COVID-19 наблюдается острый респираторный дистресс-синдром. Распространенность КН после дыхательной недостаточности на момент выписки из стационара колеблется от 70 до 100% и может достигать 80% через 1 год, что приводит к функциональным ограничениям [18]. В 80—85% случаев инфекция SARS-CoV-2 протекает бессимптомно или проявляется легкими гриппоподобными симптомами. Госпитализированные больные, особенно те, кто поступает в отделение интенсивной терапии, подвержены бóльшему риску проявления КН, хотя они могут также проявляться у пациентов с легкой формой COVID-19 и даже у изначально бессимптомных лиц [19].

Аффективные расстройства, включая тревогу и депрессию, относятся к частым последствиям COVID-19. По данным метаанализа, включившего 10 530 пациентов, тревожное расстройство в сроки, превышающие 4 нед, отмечено у 23%, депрессия — у 17% [20]. В мультицентровом исследовании выявлена связь депрессии с женским полом, количеством дней, проведенных в больнице, и ранее сопутствующими заболеваниями [21].

Для психических расстройств по сравнению с неврологическими связь с маркерами тяжести течения COVID-19 менее характерна, что подтверждает значимость психологических факторов. К ним относятся потенциальная угроза заражения коронавирусной инфекцией, ограничения, связанные с пандемией, обилие недостоверных и противоречивых сведений в средствах массовой информации [22].

Анализируя распространенность аффективных нарушений после COVID-19, нужно учитывать их наличие у пациентов до инфицирования. В ретроспективном исследовании с участием 236 379 пациентов, которые наблюдались в течение 6 мес после COVID-19, у 17,4% было диагностировано тревожное расстройство, но впервые этот диагноз установлен у 7,1%, из 13,7% пациентов с депрессией — у 4,2% [23]. Постепенно, в течение года после острой инфекции, у большинства пациентов наблюдалось хорошее физическое и функциональное восстановление — и они вернулись к своим исходным работе и образу жизни, хотя состояние их здоровья оставалось хуже по сравнению с участниками в контрольной группе [24].

Нарушения сна различной степени относятся к числу долгосрочных последствий и проявляются в течение от нескольких недель до нескольких месяцев после первоначальной инфекции [25]. В приведенном выше метаанализе неврологических нарушений после COVID-19 распространенность инсомнии составляет 32,9% (ДИ 6,5—67,4) [10]. В некоторых исследованиях указано на отсутствие связи инсомнии с тяжестью заболевания [26], в то время как в других исследованиях такая связь, особенно с госпитализацией в реанимационное отделение, подтверждается [21]. В случаях с впервые выявленной инсомнией наибольшая ее частота регистрировалась у молодых пациентов [27].

Мышечно-скелетная боль. По данным метаанализа МСБ, определяемая как боль, возникающая в мышцах, суставах, сухожилиях, связках и костях, распространена у пациентов с НПК в 27,8% (ДИ 12,7—46%) случаев [10]. МСБ может быть как генерализованной, так и локальной. Локализованная боль чаще наблюдается в шейном и поясничном отделах позвоночника и нижних конечностях [28]. Боль ноцицептивного типа встречается значительно чаще, чем нейропатическая [29]. Наиболее часто артралгии вовлекают коленный, голеностопный и плечевой суставы [30]. Более выраженная распространенность персистирующей МСБ отмечена у пациентов с тяжелым течением COVID-19 [31]. Показана статистически значимая связь между более высоким индексом массы тела и повышенным риском персистирующей артралгии и миалгии [30].

Синдромы дисавтономии. Дисавтономия — недостаточная или повышенная активность симпатического или парасимпатического отделов вегетативной нервной системы. При последствиях COVID-19 имеет широкий спектр клинических проявлений, включая колебания артериального давления, одышку, боль в груди, учащенное сердцебиение, ортостатическую гипотензию, дисфункцию мочевого пузыря и изменения функций кишечника [32]. Наиболее часто встречаются синдромы ортостатической непереносимости, включающие ортостатическую гипотензию, вазовагальный обморок и синдром постуральной ортостатической тахикардии [33]. Распространенность ортостатической гипотензии при длительном течении COVID-19 может колебаться от 10 до 41% [34]. Ряд сообщений касаются стойкой тахикардии [35].

Таким образом, НПК представлен разнообразными неврологическими синдромами. Семиологический анализ таких синдромов, как астения, КН, аффективные расстройства, дисавтономия, инсомния, позволил установить их связь со стволовыми и медиобазальными неспецифическими системами мозга. Согласно представлениям А.Р. Лурии, в первый функциональный блок (энергетический) головного мозга входят восходящая ретикулярная активирующая система мозгового ствола, лимбическая система, гипоталамическая область, медиобазальные отделы лобной и височной долей, стриопаллидарная система [36].

Подтверждением поражения этих структур при COVID-19 являются результаты британского первого продольного исследования, в котором сравнили результаты магнитно-резонансной томографии мозга до и после перенесенной инфекции COVID-19 и сопоставили их с данными пациентов контрольной группы, которые COVID-19 не болели. В исследовании приняли участие 782 респондента, в том числе 394 пациента, перенесших COVID-19. Наиболее выраженное уменьшение толщины и объема серого вещества у переболевших COVID-19 зарегистрировано в левой парагиппокампальной извилине, левом верхнем (дорсальном) островке, левой орбитофронтальной коре, левой передней поясной коре, левой надмаргинальной извилине и правом височном полюсе [37]. Асимметрия с преимущественным поражением структур левого полушария, по мнению авторов, может быть связана как с асимметрией самой обонятельной системы, обонятельной луковицы, так и с обонятельными процессами, поскольку левое полушарие более вовлечено в эмоциональный аспект обонятельной памяти [37].

Аналогичные данные получены при метаанализе результатов нейровизуализации при COVID-19 с включением 27 исследований, где отмечено преимущественное вовлечение обонятельной системы с нарушениями четырех обонятельных структур, а также соседних областей мозга, включая префронтальные и лимбические области. Изменения также выявлялись в мозолистом теле, поясной коре и островке, вовлекали обонятельную систему мозга [38]. Эти данные объясняют причину клинически выраженного преимущественного поражения медиобазальных неспецифических систем мозга при коронавирусной инфекции. Остается открытым вопрос о причинно-следственной связи подобного избирательного поражения, поскольку рецепторы ангиотензинпревращающего фермента (АПФ2), к которым прикрепляется посредством S-протеина вирус SARS-CoV-2, локализуются в нейронах, глиальных клетках и микроглии во всех отделах головного мозга.

Несомненным является утверждение, что входные ворота для вируса — это обонятельный нерв и его связи с центральными структурами так называемой старой коры. Обонятельный путь начинается в биполярных клетках обонятельного эпителия верхних носовых раковин, оттуда его аксоны идут к обонятельной луковице, где образуют синапсы с клетками этой структуры. Впоследствии нерв делится на две ветви и направляется к обонятельному ядру, находящемуся в грушевидной коре височной доли [39]. Далее проводники направляются в инфралимбическую кору, базальные ганглии (вентральный паллидум и боковое преоптическое ядро) и дорзальный шов среднего мозга [40].

Тот факт, что входными воротами для вируса SARS-CoV-2 в головном мозге является обонятельный нерв, несомненен, но это не может полностью объяснить высокую частоту поражения головного мозга в постковидном периоде. По данным метаанализа 24 исследований, проведенных в 13 странах (n=8438), распространенность аносмии составила 41,0% (95% ДИ 28,5%—53,9%) [41]. Возможным объяснением поражения центров вегетативной регуляции может быть гематогенное распространение вируса, инфекционное и иммунное поражение эндотелиальных клеток сосудов и формирование эндотелиита. Действительно, эндотелиальная дисфункция является ведущим патофизиологическим синдромом в остром периоде COVID-19 [42]. Однако эндотелиит характеризуется поражением сосудистого эндотелия во всей системе микрогемоциркуляции головного мозга и не может объяснить преимущественное вовлечение структур первого энергетического блока при COVID-19. 

Нами выдвинута гипотеза, что дополнительными воротами для проникновения вируса в головной мозг являются структуры циркумвентрикулярной системы, к которой относятся участки головного мозга, расположенные вокруг желудочков или близко к ним. 

Циркумвентрикулярные органы (ЦВО) — ряд структур головного мозга, расположенных по границам третьего желудочка и обеспечивающих связь между центральной нервной системой (ЦНС) и кровеносной системой в области, где ГЭБ является наиболее проницаемым. ЦВО включают три сенсорные структуры и несколько секреторных органов. Сенсорные органы — сосудистый орган терминальной пластинки, субфорникальный орган и самое заднее поле — обеспечивают передачу информации о химическом составе крови в другие отделы нервной системы. Секреторные органы включают субкомиссуральный орган, нейрогипофиз, прикрепленную пластинку (эмбриональный остаток стенки, покрывающей верхнюю поверхность зрительного бугра) и шишковидное тело. Эти органы выделяют гормоны и другие вещества в кровеносную систему, обеспечивая вместе с чувствительными органами регуляцию гомеостаза крови [43]. Кроме того, функции ЦВО связывают с регуляцией артериального давления, жажды, голода, иммунной системы и репродуктивных функций [44]. Таким образом, ЦВО являются важным компонентом системы нейроэндокринной регуляции.

ЦВО характеризуются отсутствием типичного ГЭБ, что позволяет установить более тесные связи между ЦНС и периферическим кровотоком [45]. ЦВО, обладая сенсорной и собственной секреторной функциями, пронизаны густой сетью сосудов и капилляров, которые обеспечивают проницаемость ГЭБ и беспрепятственный перенос биологически активных веществ, не способных проникать через ГЭБ в других местах [46]. ЦВО имеют эфферентные проекции к вегетативным центрам в гипоталамусе и мозговом веществе, что приводит к модуляции вегетативных функций ЦНС [43, 47].

При проникновении вируса через ЦВО в неспецифичекие системы мозга в них в последующем развивается эндотелиит с нарушением функций сосудистого эндотелия, вызывая гиперкоагуляцию, тромбообразование и нарушение микрогемоциркуляции. В результате нарушения проницаемости ГЭБ иммунные клетки и цитокины поступают в паренхиму мозга, вызывая воспаление и гипоперфузию. Развитию этой патологии также способствуют окислительный стресс и митохондриальная дисфункция, играющие важную роль в развитии постковидных нарушений [48].

Возможные терапевтические стратегии при постковидных неврологических нарушениях

Особенностью лечения постковидных неврологических нарушений является отсутствие результатов доказательных исследований, которые следовало бы принимать за основу лечения. Поэтому в данных случаях должны применяться другие принципы современной медицины: патогенетическое обоснование назначения лекарственных препаратов и пациентоориентированность [48—51]. Исходя из представлений о патогенезе патологических реакций, развивающихся при первоначальном инфицировании вирусом SARS-CoV-2, и последующих, вторичных, феноменов, а также клинических проявлений НПК, можно сформулировать следующие терапевтические технологии:

1. Лекарственные препараты, потенциально воздействующие на функцию эндотелия. К ним относятся стимуляторы синтеза эндотелиальных вазодилататоров (ингибиторы АПФ, фосфодиэстеразы), ингибиторы или антагонисты эндотелиальных констрикторных факторов (блокаторы кальциевых каналов, антагонисты рецепторов ангиотензина II), антиоксиданты.

2. Ацетилсалициловая кислота для пациентов с высоким сердечно-сосудистым риском (артериальная гипертензия, сахарный диабет, дислипидемия, ожирение, курение и др.), поскольку коронавирусная инфекция может рассматриваться в качестве фактора сердечно-сосудистого риска.

3. Многофункциональные препараты, воздействующие на различные звенья патологического каскада в постковидном периоде и оказывающие нейропротективное действие. В числе нейропротекторов, обладающих мультимодальными эффектами, хорошо зарекомендовали себя лекарственные препараты пептидной природы, которые в экспериментальных исследованиях доказали возможности влияния на различные звенья патогенеза неврологических заболеваний и продемонстрировали значимые положительные эффекты в ходе клинических исследований [50—54].

Представителем класса нейропептидов является препарат Кортексин. Препарат Кортексин обладает системным и локальным противовоспалительными эффектами, он достоверно снижает уровни основных цитокинов воспаления — интерлейкина (ИЛ)-1 и фактора некроза опухоли α [55]. Взаимодействуя с креатинкиназой BB, препарат оказывает влияние на энергетический метаболизм, обеспечивая нейропротективный эффект в условиях гипоксии, стимулирует восходящую норадренергическую систему, обладает мембраностабилизирующим и антиоксидантным эффектами [56]. Уменьшение экспрессии провоспалительных цитокинов снижает проницаемость ГЭБ и тем самым способствует повышению его плотности [57]. Белки цитоскелета, взаимодействующие с Кортексином (актин, протеин 14-3-3-α/β), образуют плотные контакты в эндотелии сосудов, способствуя сохранению целостности ГЭБ, что крайне важно в условиях вирусного поражения [58].

В наблюдательной программе «КОРТЕКС» с участием 674 неврологов из всех регионов Российской Федерации, а также Азербайджана, Киргизии и Казахстана обследованы 979 пациентов с постковидным синдромом (средний возраст 54,6±4,5 года, 328 мужчин и 651 женщина, давность перенесенной инфекции COVID-19 от 1 до 12 мес). Всем пациентам методом случайной выборки назначался Кортексин в дозах 10 мг или 20 мг в/м в течение 10 дней [59]. Применение Кортексина в разных дозировках приводило к статистически значимой коррекции когнитивных нарушений и уменьшало выраженность астении и тревожно-депрессивных расстройств вне зависимости от длительности заболевания. Выявлен дозозависимый эффект Кортексина в отношении астенических и тревожно-депрессивных расстройств, статистически более значимый эффект отмечен при назначении 20 мг препарата. Улучшение когнитивных функций проявлялось вне зависимости от дозы препарата, что соответствует результатам предыдущих исследований [60]. После курсового применения Кортексина для потенцирования его противоастенического и ноотропного действия целесообразно применение таблетированных препаратов (таких как этилметилгидроксипиридина сукцинат, фонтурацетам, идебенон, сульбутиамин).

4. Препараты с антидепрессивным и анксиолитическим действием. В этой группе препаратов с учетом патогенетических особенностей COVID-19 перспективно применение агонистов σ₁-рецепторов. Данные рецепторы широко представлены в разных структурах ЦНС, они экспрессируются как глией, так и нейронами; σ₁-рецептор представляет собой белок-шаперон эндоплазматического ретикулума с различными функциями, включая регуляцию продукции цитокинов посредством взаимодействия с сенсором стресса эндоплазматического ретикулума и уменьшение повреждающих воспалительных реакций [61].

Зоны максимальной представленности σ₁-рецепторов — гиппокамп, зубчатая извилина, гипоталамус, обонятельные луковицы, различные слои коры, голубое пятно, компактная часть черной субстанции, красное ядро, задний шов, задний рог спинного мозга. Их концентрация особенно высока в зонах, ответственных за память, эмоции, сенсорное (болевое) восприятие и тонкую моторику. Модулирующий эффект σ₁-рецепторов на нейротрансмиттерные системы включает усиление глутаматергической, ацетилхолинергической и серотонинергической нейротрансмисии [62].

С учетом широкой представленности σ₁-рецепторов в ЦНС и их модулирующей роли на клеточном и нейротрансмиттерном уровнях σ₁-лиганды могут рассматриваться как перспективные субстанции для применения при различных патологических состояниях, таких как депрессия, тревога, когнитивный дефицит, аналгезия и др. В числе антидепрессантов наиболее высокую аффинность к σ₁-рецепторам имеет флувоксамин [63].

5. Снотворные препараты. Для лечения инсомнии имеется большой выбор лекарственных средств. Для кратковременного лечения острой инсомнии показано применение доксиламина, влияющего на Н₁-рецепторы гистамина. Для лечения хронической инсомнии широко используются Z-гипнотики (зопиклон, золпидем, залеплон), мелатонин и агонисты мелатониновых рецепторов, антидепрессанты со снотворным действием (амитриптилин, тразодон, миансерин).

Заключение

НПК характеризуется широким спектром неврологических синдромов, во многом связанных с поражением неспецифических систем головного мозга. Возможным объяснением преимущественного поражения этих структур головного мозга являются их анатомические и функциональные связи с ЦВО, слабо защищенными ГЭБ, которые можно рассматривать как дополнительные ворота для проникновения вируса SARS-CoV-2 в паренхиму головного мозга с развитием последующих воспалительных и иммунных реакций. Изучение характера патологических реакций в постковидном периоде дает возможность патогенетического обоснования терапевтических технологий.

Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.