Введение

Современный мир и экономическое развитие все в большей мере зависят от уровня доступности информации, развития науки, внедрения ее достижений в экономику [1]. Наблюдается активное развитие технологий в различных сферах жизни общества, в том числе и в сфере здравоохранения. Безусловно, важнейшим событием минувших лет является прогресс в биомедицинской области. К неповторимым отличительным чертам XX столетия стоит отнести возможность зачатия и рождения детей не только естественным, но и искусственным путем. Институты материнства и отцовства становятся объектами для больших исследований, а проблема бесплодия все чаще обсуждается в контексте демографической ситуации и защиты национальной безопасности государств.

Современная демографическая ситуация в Российской Федерации характеризуется снижением рождаемости, сокращением численности населения молодого и среднего трудоспособного возраста, роста бездетных браков. В связи с этим государство предлагает активные методы борьбы с этой проблемой, выделяет дополнительное финансирование на развитие качества медицины в сфере репродуктивного здоровья населения, развивает правовую базу для решения спорных вопросов в этой сфере. С развитием вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ) появился и спрос на их использование. На сегодняшний день наибольшую известность имеют методы экстракорпорального оплодотворения (ЭКО) и суррогатного материнства (СМ). В то же время наблюдается дисбаланс между развитием и востребованностью ВРТ и СМ, с одной стороны и законодательством, регулирующим правовые взаимоотношения между их участниками, с другой. Возникающие при этом вопросы морально-этического характера актуализируют необходимость их правовой регламентации в национальном законодательстве. Действующий порядок правового регулирования допускает неоднозначность интерпретации законодательных предписаний, что порой порождает нарушения прав участников ВРТ. В связи с этим появилась необходимость выработки единого понятийного категориального аппарата в данной сфере правового регулирования, который в полной мере отражал бы специфику отношений при использовании ВРТ и СМ.

Методология исследования

Настоящая работа посвящена обзору и сравнительному анализу системно-структурных, правовых, юридических и социологических методов, используемых при решении возможностей применения ВРТ и СМ.

Анализ законодательного и нормативно-правового регулирования отношений при применении вспомогательных репродуктивных технологий и суррогатного материнства

Понятие суррогатного материнства в Федеральном законе «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» (№323-ФЗ, ч. 9 ст. 55) включает вынашивание и рождение ребенка по договору между суррогатной матерью (женщиной, вынашивающей плод после переноса донорского эмбриона) и генетическими (биологическими) родителями [2]. При этом генетическими родителями могут быть как супружеская пара, так и одинокая женщина, чьи половые клетки используются для оплодотворения и для которых вынашивание и рождение ребенка невозможно по медицинским показаниям. Аналогичное понимание суррогатного материнства содержит п. 70 Приказа Минздрава России от 31.07.20 №803н «О порядке использования вспомогательных репродуктивных технологий, противопоказаниях и ограничениях к их применению» [3]. Согласно положениям названных выше нормативных актов, ВРТ представляют собой методы лечения бесплодия, при применении которых отдельные или все этапы зачатия и раннего развития эмбрионов осуществляются вне материнского организма (в том числе с использованием донорских и (или) криоконсервированных половых клеток, тканей репродуктивных органов и эмбрионов, а также суррогатного материнства). Вместе с тем, устанавливая соответствующие договорные отношения, законодатель не определяет вид договора, которым должны регулироваться отношения между участниками ВРТ, что порождает неопределенность правового регулирования в данной сфере. Это привело к дискуссии о правовой природе договора о СМ, его месте в системе российского права и иных аспектах правового регулирования отношений в рамках процедуры ВРТ, складывающихся между суррогатной матерью и генетическими родителями [4]. Среди специалистов законодательного и нормативно-правового регулирования также отсутствует единый подход к определению правовой природы договора суррогатного материнства, заключаемого между генетическими родителями и суррогатной матерью. В ч. 4 ст. 51 Семейного кодекса Российской Федерации (СК РФ) говорится лишь о согласии в письменной форме на имплантацию эмбриона другой женщине в целях его вынашивания [5]. В СК РФ указано, что генетические родители могут быть записаны родителями ребенка только с согласия женщины, родившей ребенка, в итоге юридическая сила такого договора часто ставится под сомнение, поскольку суррогатная мать решает, отдавать ли ребенка генетическим родителям [5]. Гражданский кодекс Российской Федерации (ГК РФ) вовсе не содержит норм, регулирующих данный вид договоров [6].

Большинство ученых придерживаются позиции, что СМ оказывает наибольшее влияние на правоотношения, складывающиеся в сфере гражданского и семейного права [7]. Такой подход основан на том, что ВРТ могут обеспечить реализацию целого ряда семейных духовно-нравственных ценностей, связанных с рождением и воспитанием ребенка. Так, Конституционный Суд РФ определяет, что «вспомогательные репродуктивные технологии позволяют гражданам — в контексте реализации ими конституционного права на охрану здоровья и медицинскую помощь (ст. 41, ч. 1 Конституции Российской Федерации) — реализовать и социальные функции материнства и отцовства, тем самым обеспечив им возможность воспитывать детей в семье» [8].

Если применение ВРТ направлено, прежде всего, на восполнение репродуктивной функции женщины (бесплодной пары), то это согласуется с положениями СК РФ, в частности, ст. 51 и 52, устанавливающих, что при рождении ребенка от суррогатной матери генетические родители записываются родителями ребенка только при наличии согласия на это суррогатной матери [9]. В то же время положение п. 3 ст. 52 СК РФ лишает и генетических родителей, и суррогатную мать права оспаривать отцовство или материнство со ссылкой на то, что ребенок рожден суррогатной матерью. Вместе с тем согласно разъяснениям Верховного Суда Российской Федерации, отказ суррогатной матери дать согласие на запись родителями генетических родителей не может служить безусловным основанием для отказа в удовлетворении иска этой пары о признании их родителями ребенка и передаче им ребенка на воспитание. Однако в соответствии с разъяснениями Пленума Верховного Суда Российской Федерации суды вправе разрешить спор в интересах ребенка, если суррогатная мать отказалась дать согласие на запись родителями генетических родителей рожденного ею ребенка. При этом суды руководствуются положениями ст. 3 Конвенции о правах ребенка и п. 31 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 16.05.17 №16 «О применении судами законодательства при рассмотрении дел, связанных с установлением происхождения детей». В такой ситуации суды обязаны учитывать все фактические обстоятельства конкретного дела, в том числе связанные с тем, заключался ли договор о суррогатном материнстве и каковы условия этого договора, а также являются ли истцы генетическими (биологическими) родителями ребенка, и по каким причинам суррогатная мать не дала согласия на запись истцов в качестве родителей ребенка.

Существует мнение, что договор суррогатного материнства — это договор о согласии на применение ВРТ, заключаемый между генетическими (биологическими) родителями (донорами половых клеток), с одной стороны, и женщиной, согласившейся не только выносить, родить, но и добровольно передать генетическим (биологическим) родителям все права на родившегося младенца, — с другой [10]. Договор о предоставлении платных медицинских услуг между генетическими (биологическими) родителями-заказчиками, суррогатной матерью и медицинской организацией, в которой проводятся процедуры оплодотворения, носит гражданско-правовой характер, является консенсуальным и возмездным, а также регулирует обязательства сторон с момента достижения соглашения об оказании такой услуги [11]. Предмет такого договора представляет собой деятельность по осуществлению процедур искусственного оплодотворения суррогатной матери, а именно комплекс медицинских и других услуг, связанных с использованием ВРТ.

Одни специалисты полагают, что между генетическими родителями, суррогатной матерью и медицинским учреждением должно быть заключено трехстороннее соглашение, для которого целесообразно разработать стандартные формы [12, 13]. Другие специалисты утверждают, что такие отношения должны быть оформлены посредством трех независимых соглашений: 1) о суррогатном материнстве между генетическими родителями и суррогатной матерью; 2) об оказании платных медицинских услуг между медицинской организацией и генетическими родителями; 3) об оказании платных медицинских услуг между медицинской организацией и суррогатной матерью [14]. В то же время отношения с использованием технологии СМ, по мнению Н.Ф. Звенигородской, должны сопровождаться не одним, а двумя договорами: 1) договором об оказании услуг по вынашиванию ребенка (договором суррогатного материнства); 2) договором об оказании медицинских услуг, заключенным между медицинской организацией, генетическими родителями и суррогатной матерью [15].

Некоторые исследователи полагают, что соглашение между матерью и генетическими (биологическими) родителями, основанное на положениях ст. 169 ГК РФ, — это недействительная сделка, поскольку оно нарушает основы правопорядка и нравственности [16]. Однако с такой позицией нельзя согласиться, потому что Конституционный Суд РФ разъясняет, что нарушение основ правопорядка и нравственности представляет собой совокупность двух элементов: желание сторон нарушить закон и наличие у участников гражданского оборота цели, которая явно и заведомо противоречит основам правопорядка и нравственности [17]. Авторы Е.С. Митрякова, Т.Е. Борисова и О.В. Фетисова придерживаются мнения о схожести договора суррогатного материнства и договора оказания медицинских услуг [14, 18, 19]. При этом они ссылаются на положения ст. 779 ГК РФ, которые предусматривают договор по обязательствам одной стороны (исполнителя) оказать услуги (совершить определенные действия или осуществить определенную деятельность) по заданию другой стороны (заказчика), а заказчик обязуется оплатить эти услуги. Тем не менее разницей между этими видами договоров являются условия реализации [20]. Таким образом, договор суррогатного материнства может быть заключен на возмездной и безвозмездной основе (например, ребенка вынашивает родственница), а вот договор оказания медицинских услуг — исключительно на возмездной.

Совокупность указанных обязанностей, отмечает Д.А. Белова, «превращает суррогатную мать и ребенка в инструмент удовлетворения потребностей генетических родителей, приводит к вовлечению в товарный оборот физиологических способностей женщины, а значит и самой женщины, поскольку невозможно рассматривать репродуктивные способности человека в отрыве от него самого» [21]. По мнению ученой, функции организма, среди которых важную роль играет репродуктивная функция, точно так же, как органы и ткани организма, являются составляющими человека как субъекта права, в то время как вынашивание и рождение ребенка, будучи функцией женской репродуктивной системы, не могут отчуждаться в пользу иных лиц по договору. Авторы данной статьи склонны разделить мнение Д.А. Беловой, что договор о суррогатном материнстве должен регулировать иные аспекты отношений, складывающихся между суррогатной матерью и генетическими родителями.

При анализе правоприменительной практики можно заметить, что при разрешении споров, связанных с последствиями заключения договора СМ, суды, как правило, руководствуется нормами ГК РФ о договоре оказания услуг. Так, например, Татищевский районный суд Саратовской области, размещая спор о взыскании убытков в связи с ненадлежащим исполнением условий договора суррогатного материнства, сослался на ч. 1 и 3 ст. 781 и ч. 1 ст. 782 ГК РФ [22]. Приведенный выше анализ наглядно показывает, что отсутствие правового закрепления договора СМ является основным камнем преткновения в правоприменительной практике. Таким образом, понятно, что важную роль для определения правовой природы договора играют его предмет и отраслевая принадлежность. В то же время следует отметить, что некоторые авторы считают, что договор СМ невозможно отнести к какой-либо категории нормативно-правовых соглашений, так как он имеет смешанный характер, включающий в себя части как гражданско-правового, так и семейно-правового взаимодействий [23, 24], с чем сложно не согласиться.

Проблема определения отраслевой принадлежности договора СМ связана с отсутствием единого понимания природы самого семейно-правового договора [15]. Автор С.Ю. Чашкова, определяя особенности договоров в семейном праве, указывает, что они, как правило, не являются самостоятельным основанием возникновения семейных правоотношений, а приводят к изменению или прекращению имеющихся семейных правоотношений и не выступают в качестве самостоятельных юридических фактов, будучи одним из элементов фактического состава [23]. В случае с СМ договор становится самостоятельным основанием возникновения отношений по вынашиванию и рождению ребенка между суррогатной матерью (женщиной, вынашивающей плод после переноса донорского эмбриона) и генетическими родителями, чьи половые клетки использовались для оплодотворения, либо одинокой женщиной. Поэтому нельзя говорить об однозначной семейно-правовой природе договора СМ, если его цель — рождение у бесплодной пары или одинокой женщины ребенка. Как справедливо заметил С.В. Алборов, СМ является правовым механизмом обеспечения семейных ценностей в обществе, в котором под семейными ценностями подразумевается рождение ребенка и его дальнейшее воспитание в семье, то есть СМ способствует установлению детско-родительских отношений у бесплодных родителей [25].

В настоящее время СМ получило нормативное регулирование только как метод лечения бесплодия. Отношения в рамках договора СМ связаны с реализацией участниками договора репродуктивных прав, и, как справедливо заметил Е.Г. Соловьев, эти права занимают особое место в системе прав человека и гражданина, так как они, в той или иной мере, являются производными основных прав и свобод, закрепленных в Конституции Российской Федерации, международно-правовых документах о правах и свободах человека, в других законах и иных правовых актах [26]. Очевидно, что в структуре репродуктивных прав присутствуют элементы целого ряда личных прав человека: права на жизнь, на охрану здоровья, права на личную неприкосновенность, неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну [26]. Нет сомнений, что отношения в рамках применения ВРТ выходят за предмет регулирования семейного и гражданского законодательства. Следует согласиться с позицией С.В. Алборова, что договор СМ представляет собой сложное переплетение различных правовых и неправовых взаимоотношений его субъектов как в процессе его заключения и исполнения, так и на предшествующих стадиях [27]. Поэтому есть основания полагать, что отношения, возникающие в связи с СМ, регулируются и другими отраслевыми нормами (конституционного права, административного, уголовного).

В современной юридической литературе также нет единого мнения относительно предмета договора СМ. Так, К.Ф. Фаракшина считает, что предметом договора выступает сам эмбрион [28]. Однако такая точка зрения противоречит Закону РФ №4180-I «О трансплантации органов и тканей человека», который закрепляет отдельный правовой статус эмбриона, не регламентируя его как объект трансплантации [29]. В связи с этим рассматривать эмбрион в качестве предмета договора СМ не представляется возможным. Как справедливо заметил С.В. Гландин, при определении предмета договора о применении ВРТ, включающих СМ, следует учитывать положения ст. 128 ГК РФ, в которых представлен исчерпывающий перечень объектов гражданских правоотношений [30]. Более того, руководствуясь положениями ст. 169 ГК РФ, сделку, предметом которой является ребенок, необходимо признать недействительной, поскольку она противоречит нормам нравственности [6].

Автор С.Ю. Чашкова считает, что предметом договора, заключаемого между суррогатной матерью и биологическими родителями, должны стать действия биологических родителей, производимые за их счет, по созданию наиболее благоприятных условий жизни суррогатной матери в течение всего периода, необходимого для осуществления метода СМ, вынашивания и рождения ребенка для передачи его биологическим родителям, при условии добровольного согласия на это суррогатной матери и ее добросовестного содействия достижению положительных результатов [23]. Другая группа исследователей считает, что предметом договора о СМ является медицинская услуга, которую оказывает суррогатная мать в рамках этого договора. В данном случае под медицинской услугой в рамках такого договора о СМ понимается действие суррогатной матери, совершаемое ею вследствие принятия и исполнения по заключенному с генетическими родителями договору следующих обязательств: прохождение процедуры имплантации эмбриона, вынашивание плода, рождение и передача ребенка генетическим родителям. Таким образом, действия суррогатной матери предлагается классифицировать по двум основаниям:

1) заключение и подписание договора с генетическими родителями на имплантацию и вынашивание эмбриона. Сюда же входит согласие как суррогатной матери на медицинское вмешательство, так и согласие ее супруга (если таковой имеется) на вынашивание плода и роды с последующей передачей ребенка генетическим родителям;

2) рождение ребенка, отказ от него и передача его генетическим (биологическим) родителям, а также выражение согласия на запись генетических (биологических) родителей в свидетельстве о рождении ребенка при государственной регистрации в органах ЗАГСа. Сюда входят и иные действия, предусмотренные договором, например, подписание соглашения, подтверждающего получение вознаграждения, если договор является возмездным [31]. Если же соглашение, заключенное между сторонами, не дало должного результата (рождение здорового ребенка), то и исполнение всех вышеупомянутых условий договора невозможно. Однако обязательства суррогатной матери по договору все равно будут считаться исполненными. В связи с этим можно сделать вывод о том, что нерожденный ребенок не является предметом данного договора, поскольку отсутствует результат деятельности суррогатной матери. В такой ситуации следует согласиться с Б.Н. Жуковым в том, что предметом договора в таком случае является имплантация эмбриона, его развитие, вынашивание ребенка и роды [32].

Из содержания п. 9 и 10 ст. 55 Федерального закона №323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» следует, что сторонами договора СМ являются:

— суррогатная мать — женщина в возрасте от 20 до 35 лет, которая родила не менее одного здорового ребенка, имеет медицинское заключение о благоприятном для беременности состоянии здоровья, а также письменное добровольное согласие на медицинское вмешательство и вынашивание плода после переноса биоматериалов генетических родителей в полость матки. Данная сторона является исполнителем по договору;

— генетические родители, то есть лица (супружеская, семейная пара) или одинокая женщина, чей генетический (биологический) материал используется для оплодотворения, но которые не могут зачать, выносить и родить здорового ребенка по медицинским противопоказаниям. В случае участия в программе СМ одинокой женщины оплодотворение осуществляется с использованием мужских донорских половых клеток, что предполагает отсутствие отца у ребенка. Такое положение содержится в ст. 55 Федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации», а также в п. 4 ст. 51 СК РФ, в которых сказано, что на применение ВРТ имеют право только мужчина и женщина, состоящие в браке между собой, а также одинокие женщины [2, 5]. Таким образом, закон лишил такого права одиноких мужчин (которые будут указаны в актовой записи о рождении в качестве единственного родителя), что противоречит конституционному принципу равноправия полов. Как отмечает С.В. Алборов, субъектный состав правоотношений СМ представляется более широким, чем субъектный состав договора СМ [33]. Обоснованной является и позиция А.А. Кулаковой и О.Д. Кондрашовой [34], а также О.В. Луньковой [35] о том, что медицинская организация не может являться стороной договора суррогатного материнства, поскольку в ее обязанности входит лишь осуществление медицинского вмешательства с целью переноса донорского эмбриона, и ее следует признать субъектом правоотношения СМ.

Анализ различных доктринальных подходов к определению правовой природы договора СМ позволяет выделить следующие его обязательные характерные признаки:

— алеаторный договор, исключающий возможность предсказания (прогнозирования) результатов. Мероприятия, связанные с пересадкой и вынашиванием эмбриона, всегда сопряжены с определенным риском, предусмотреть который в полном объеме невозможно;

— конценсуальный договор, предполагающий наличие согласия всех участников договора;

— двусторонний договор, сторонами которого являются суррогатная мать и потенциальные родители;

— возмездный или безвозмездный договор. При заключении договора на возмездной основе генетические родители обязуются выплатить суррогатной матери материальное вознаграждение после рождения и передачи ребенка с учетом цен на рынке такого рода услуг. Данный договор может быть и безвозмездным, то есть без материального вознаграждения после передачи рожденного ребенка биологическим родителям;

— фидуциарный договор. Правоотношения, возникающие на его основе, носят лично-доверительный характер.

Заключение

Отношения, возникающие в связи с применением вспомогательных репродуктивных технологий, выходят за рамки регулирования семейного и гражданского законодательства, а в случае суррогатного материнства могут регулироваться дополнительными отраслевыми нормами конституционного, административного и уголовного права.

Договор суррогатного материнства является алеаторным, конценсуальным, двусторонним, фидуциарным, возмездным или безвозмездным, объединяет и представляет различные правовые возможности решений взаимоотношений его участников. На сегодняшний день ключевым решением проблемы оформления договора суррогатного материнства может стать разработка Федерального закона «О применении вспомогательных репродуктивных технологий с использованием суррогатного материнства». Такой закон смог бы регулировать отношения в сфере применения вспомогательных репродуктивных технологий и суррогатного материнства, устанавливать порядок заключения договоров, их форму и необходимые условия исполнения, совокупность прав и обязанностей всех субъектов правоотношений в этих сферах. Это позволило бы на законодательном уровне использовать вспомогательные репродуктивные технологии не только как метод лечения бесплодия, но и как метод реализации конституционного права на рождение и воспитание ребенка как семейной парой, находящейся в браке, или одинокой женщиной, не состоящей в браке, так и одиноким мужчиной, с соблюдением принципа гендерного равенства.

Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.